В одной из деревень, затерянной среди бескрайних лесов Вологодской области, жизнь текла размеренно и неторопливо, как весенний ручей по раскисшей дороге. В этом всеми забытом уголке жила Вера Михайловна — женщина лет шестидесяти, худая, с вечно сжатыми губами и взглядом, из которого исчезло доверие к людям лет двадцать назад, когда муж ушёл к молодухе из райцентра, а сын подался в город и писать перестал.
Дом её стоял на самом краю деревни, окнами на лес, с покосившимся забором и одинокой яблоней, которая упрямо цвела каждую весну, будто напоминая — надежда упряма, как и сама Вера. Она жила одна, никого не звала и к себе не пускала — разве что Галю, соседку через два дома, ту самую, что умела держать язык за зубами.
Галя, полноватая, весёлая и болтливая, приходила порой «на чай», но больше по делу — то соль попросит, то укропом поделится, то с жалобой что куры у неё опять в чужой огород перелетели. Уходя, всегда кланялась и бормотала: — Терпи, Вера, всё образуется, — и хлопала калиткой.
Однажды, ближе к концу апреля, когда земля ещё липла к сапогам, а в воздухе пахло сыростью и прошлогодней гнильцой, в деревню приехал незнакомец. Длинный, худощавый, с рюкзаком за спиной и лёгкой хромотой, он появился на автобусной остановке, постоял немного, оглядываясь, а потом направился по главной и единственной улице, спрашивая у местных, где живёт Вера Михайловна Овсянникова.
— А тебе она кто? — настороженно спросил дед Егор, который с утра сидел на лавочке, налаживая рыбацкие снасти.
— Родственник, — коротко ответил мужчина, не уточнив, какой именно.
Дед Егор показал рукой в какую сторону идти. Так незнакомец и оказался у Веры на пороге, под моросящим дождём и с глазами, в которых плескались сразу и растерянность, и печаль.
— Вера Михайловна? Меня зовут Илья. Можно войти?
Женщина замерла. Голос был незнакомым, взгляд — странно открытым. Сухие пальцы сжали дверную ручку, но не отпустили её.
— Мне что с этого? — с прищуром спросила она. — Ты кто и откуда?
Илья помедлил, сделал шаг назад, как бы давая пространство, и произнёс: — Простите. Я сын вашего брата.
Мир вокруг Веры будто провалился в колодец. Всё, что она знала о семье Павла, который когда-то женился на Светке бухгалтерше, — укладывалось в пару нелестных слухов да редкие обрывки фраз в автобусе от тех, кто ездил в райцентр.
— Ну и на кой ляд ты явился, — наконец сказала она. Голос был ровным, почти мёртвым, как лёд в апрельской луже. — Хотя, заходи. Коль пришёл.
В доме пахло варёным картофелем, мятой и пыльными книгами. Илья снял ботинки у порога, поставил рюкзак рядом и тихо прошёл в кухню. Он явно нервничал — прижимал плечи, крутил в руках ремешок от часов.
— Я не знал, приду ли, — сказал он, глядя в окно. — Мамы не стало в январе. Вещи разбирал, нашёл письма от папы и вашу фотографию.
Вера села напротив, сложив руки перед собой. Она не моргала.
Илья понял, что его готовы слушать, поэтому стал рассказывать. Сначала его речь была рваной, он словно не понимал с чего начать и что лучше рассказать. А потом, когда речь зашла об отце, всё как-то полилось само собой. Илья рассказывал что помнил отца хорошо, несмотря на то, что тот рано ушёл из семьи. С матерью они жили совсем не дружно, но Илью Павел любил, казалось, больше жизни. Маленький Илья пытался узнавать есть ли у него бабушки и дедушки по папиной линии, но на счёт родственников Павел всегда отмалчивался. Когда отец уходил, дома был огромный скандал. Скандалила в основном мама. Из этого громкого монолога Илья и узнал некоторые подробности. Мать кричала, что как был отец козлом, так и остался им. Что не зря родители выгнали его и знаться не хотели. Потом буквально орала, что он бесчувственный козёл и скотина.
Когда Илья подрос, мать Светлана всего раз решилась на разговор с сыном об отце и его родственниках. Рассказала что была у него семья – мама, папа и сестра старшая. Рассказала она и о том, почему родители вычеркнули Павла из своей жизни. По молодости он был первым парнем на деревне, а потому от девчонок отбоя не было. Но ему этого мало было. Не приглянулась ему ни одна из тех, кто сам на шею вешался. Глаз положил он на Ульяну – самую скромную и покладистую. Не столько жениться хотел, сколько добиться. Много времени потратил, но своего добился. А потом и дорогу к ней забыл. А через несколько месяцев родители Ульяны к его родителям пришли. Так и сказали, что как честный человек, жениться теперь обязан. Павел не обрадовался таким новостям. Но отец, который всегда был в семье авторитетом, настоял, чтобы свадьба случилась. Вот только пошло всё не по плану. Павел решил прямо не перечить отцу, но сделать так, чтобы не жениться. Стал он на Ульяну давить, разговоры с ней разговаривать. Да и довёл бедную девочку до того, что та с моста и в реку.
Событие громкое получилось, скандал на всё село. Родители Ульяны теперь уже на Павла давить стали. А у него характер злой был, противный. Решил, что не будет терпеть он обвинений в свою сторону. Вот так ночью незаметно вышмыгнул из дома и подпалил хату родителей Ульяны. Хорошо что все домашние выскочить успели и не пострадали. Вот тут отец Павла и не выдержал. Иконку небольшую в руки дал и на двери указал.
Павел сначала по соседним сёлам пытался мыкаться. Но как только слава о нём догоняла, снова место жительства менял. Вот так однажды в райцентре и оказался. А там жизнь другая – не забалуешь. А он кроме как лошадей пасти да за коровами убирать ничего и не умел. Устроится смог только грузчиком на овощебазу, там и познакомился с мамой Ильи. Ну и закрутилось у них. Она старше него была, замуж хотела, да никто не брал. Погулять с ней только все любили и всё. А Павлу деваться некуда было, вот он и решил что хоть в квартире поживёт да щи домашние есть будет.
А потом вот в один прекрасный момент скандал и всё. Больше отца Илья не видел. Им только письмо потом пришло, что Павла не стало. Мама тогда сказала Илье, что это точно очередной финт от Павла. Мол, скорее всего вернуться хочет, а не знает как. Вот и пытается прощупать почву – бросимся мы с ним прощаться и в последний путь провожать или нет.
— Так ты отца решил тут искать? За ним приехал? – Перебила его вопросом Вера.
Илья поднял глаза — в них не было ни злости, ни жалости, только усталость.
— Я не за ним. Я — за собой. Хотел понять, кто я, если его в моей жизни почти не было. А вы остались. Последняя ниточка.
Вера Михайловна встала, взяла с полки чайник и налила два стакана. Чай был с душицей. Он взял стакан обеими руками, поблагодарил кивком.
— И что, хочешь на ночь остаться? — усмехнулась Вера, но без яда.
— Я в гостинице хотел, но мне сказали, что ближайшая это четыре часа автобусом. — Начал объяснять Илья.
— Умный, значит, — кивнула она. — Переночуешь. А утром — как знаешь.
Она дала ему подушку, старое одеяло и постелила на диване в зале. Сама ушла в свою комнату и закрыла дверь. Всю ночь не спала — прислушивалась к каждому его шороху, к каждому вдоху. Он был чужим, но кровь та же. Это рождало в ней что-то тревожное, будто между прошлым и настоящим натянули ржавую проволоку.
Наутро он проснулся рано, помог ей наколоть дрова, вымыл посуду и не пытался лезть с разговорами. Уважал её тишину.
Вечером второго дня он вынул из рюкзака тетрадь.
— Это письма от него. Я подумал – может, вы хотите почитать.
Она не взяла тетрадь. Только кивнула, будто разрешая оставить. Но ночью встала, прошла в кухню и села с тетрадью у ночника. Почерк был знакомым, злым, нервным. Писал о жизни, о том, как жалеет, как хотел бы вернуться. О сыне — «Илька у нас умный. В тебя, наверное.».
Трудно было сосчитать сколько писем написал и так и не решился отправить сестре Павел. Были там и письма для родителей, но они были короче и их было всего около десяти штук. А вот Вере он писал очень часто. Причём такими тёплыми словами, каких она в жизни от брата не слышала. Было там и раскаянье за содеянное в молодости, и много размышлений. Вера зажмурилась. Что-то тёплое ползло изнутри вверх, как весенний сок по стволу. Она тряхнула головой, будто прогоняя это чувство, и аккуратно переложила тетрадь обратно.
— Так Павлуша живой или нет? – Решилась спросить Вера утром, когда Илья проснулся.
— Не смог я его найти. – Честно ответил Илья. — Мамка то старое письмо выбросила, а без него как искать. Может и жив ещё, да где же искать?
На третий день Галя, соседка, пришла по привычке за солью и увидела мужчину на дворе, который чинил калитку.
— А это у тебя кто? — спросила она, с прищуром.
Вера смотрела, как Илья молча приколачивает новую доску.
— Родственник, — сказала она. — Погостить приехал.
— Ага… — протянула Галя, но вопросов не задала. Ушла, не оглядываясь.
Спустя неделю Илья собрался уезжать. Он не просился остаться, не требовал внимания. Только подошёл к ней на прощание, протянул руку и тихо произнёс:
— Спасибо, что пустили. Это было важно.
Вера посмотрела на его руку, потом — в глаза.
— Ты не гость. Ты как в горле кость, — сказала она, чуть усмехнувшись, — но не такая, чтоб задохнуться.
Он понял. И кивнул. Ушёл, не обернувшись.
А через месяц вернулся. С топорами, пилой и новым замком для сарая. И остался.
Галя потом шепталась по деревне:
— Вон, нашёлся-таки. Не сын, так хоть человек.
Летом в деревне появились слухи. Вера Михайловна подала заявление на оформление дома на двоих. Это потрясло даже деда Егора, который помнил, как она тридцать лет не пускала на порог даже соцработниц.
А потом появился второй гость.
Днём, когда Илья ушёл за дровами, к дому подошёл мужчина лет сорока, в тёмном костюме, с портфелем. Представился помощником нотариуса.
— Илья Овсянников вам знаком? — спросил он сухо, открыв блокнот.
— Мне? А ты ему кто будешь? — насторожилась Вера, прищурившись, будто вглядываясь в пятно на занавеске.
— Его отец оставил завещание. Наследство значительное. Заранее заплатил, чтобы мы нашли наследника и документы вручили. Но есть в завещании и условие. Сомневался Пётр Михайлович, что Илья его сын. Понадобится тест ДНК. Наследство ему будет положено, если родство подтвердится.
Вера застыла. Словно её ткнули в грудь. Потом сдержанно хмыкнула:
— У нас тут чайник кипит. Посидим?
Мужчина отказался. Оставил визитку и ушёл так же резко, как появился.
Когда вернулся Илья, она сидела на лавке у яблони и смотрела, как тень от ветвей ложится на землю.
— Гость был, — сказала она негромко. — Адвокат. Про наследство Павлуши говорил и про то, что ты может ему не родной.
Илья не удивился. Лишь сел рядом, вздохнул и опустил голову.
— Я знал, что так будет. Я догадывался, что поссорились родители именно из-за меня. Отец часто говорил, что я на него не похож и подозревал маму. Но мне не нужно наследство. Я хотел только понять, кто я.
Она молчала долго, потом поднялась и пошла в дом.
— Пошли ужинать. У тебя работа завтра — сарай перекрывать.
И в её голосе не было тревоги.
Осень наступила как-то сразу — с туманами, тяжёлыми облаками и запахом перегноя в воздухе. Вера встала рано, как всегда. Слышала, как Илья во дворе рубит дрова — в ритме, будто сердце отбивает. Он всё так же жил у неё, не навязывался, работал, помогал деревенским, стал своим. Даже дед Егор заулыбался как-то — «мужик-то толковый, не городской хлюпик».
Но слова того помощника нотариуса не отпускали. Что, если всё это — ложь? Или наоборот — правда, которая ей не нужна?
На Покров, когда в деревню приехал батюшка на службу, Вера сама подошла к нему после литургии. Спросила негромко:
— А если человек чужой, но душа его своя, это грех — принять его как родного?
Батюшка посмотрел ей в глаза и только сказал:
— Бог судит по поступкам. Кровь не всегда говорит правду.
И в тот же вечер она заварила чай, села напротив Ильи и выложила визитку на стол.
— Они хотят тест ДНК. Хочешь — откажись. Я тебя не выгоню. Но если ты хочешь остаться — пусть всё будет честно.
Он долго молчал. Потом кивнул:
— Я согласен. Правда — она всё равно выйдет наружу.
Через месяц пришёл результат. Совпадение — ноль. Он не сын Павла. Не родственник вовсе.
Вера закрыла конверт, выдохнула и ушла на огород. Вечером, когда он попытался что-то объяснить, она подняла ладонь:
— Молчи. Ты мне напомнил, каково это — жить не в одиночку. А это дороже крови.
На следующий день она пошла в сельсовет и оформила на Илью дарственную на половину дома. Не потому что обязана, а потому что хотела. Вторую половину она оформила на родного сына, хоть и была уверена, что она ему не нужна.
Илья остался. Сажал картошку, чинил крышу, зимой клал дрова под крыльцо. Зимой дети из школы шли через их двор — тут тропинку Илья чистил первым. Весной они вместе белили яблоню. Она опять цвела.
Когда дед Егор отошёл в мир иной, Илья нёс гроб вместе с другими мужиками. На поминках кто-то сказал:
— Ну, теперь ты наш, Илюша. Без дураков.
Он кивнул. А Вера, впервые за много лет, улыбнулась.
И только однажды, зимой, когда метель стучала в стёкла, он спросил:
— А почему Вы тогда когда узнали правду, всё равно оставили меня?
Вера сидела у печки, разминала шерстяной носок.
— А потому что ты был как в горле кость. Но не такая, чтоб задохнуться. А такая, чтоб вспомнить — живу. Не доживаю — а живу.
Он молча подошёл и обнял её. Она не отстранилась.
А на Пасху на заборе повесили табличку: «Дом Овсянниковых». Без имён. Просто чтобы все знали.
Аудиорассказ можно послушать тут.
Слушать все аудиорассказы.
История для сайта rasskazer.ru