Маргарита Степановна проснулась, как всегда, ни свет ни заря, с лёгкой болью в спине и чувством, будто ночью кто-то её вертел, как курицу на вертеле. Сон был беспокойным, снилось что-то про забытую картошку в подполе и опоздание на автобус, который, как оказалось, возил только покойников. Она проснулась со вздохом, села на край кровати и долго смотрела в пол, прежде чем натянуть шерстяные носки, которые сама же и связала ещё в ноябре. К весне носки растянулись, но выбросить рука не поднималась — хорошая пряжа, жалко.
С тех пор как год назад не стало мужа — Виктора Никитича, человека молчаливого, но основательного, жизнь Маргариты Степановны утратила чёткие границы. Раньше всё было понятно: встала, накормила, посуда, огород, потом вечерний сериал под тихий храп супруга. А теперь всё как-то размазано, словно день — это не расписание, а растянутая лента, в которой только чай и новости создают хоть какую-то структуру.
Сын Женя навещал нечасто. Приезжал раз в неделю, приносил продукты, гладил мать по плечу и спрашивал, как у неё дела. Говорил это без особого интереса, но всё же говорил. Работал в IT, как сам объяснял: «Устраняю баги в коде и людей в зумах». Маргарита Степановна, конечно, не понимала, что такое «баги», но кивала — важно же, чтобы ребёнок чувствовал: его мать в курсе, хоть и не в теме.
Однажды, в очередной субботний визит, Женя поставил на кухонный стол плоскую коробку. Она была тонкая, как доска, но блестела, как зеркало.
— Мам, это планшет, — сказал он с видом человека, который сейчас сделает мир лучше. — Будешь смотреть фильмы, фотки. И вообще, мы с тобой будем на связи не через кнопочный агрегат, а нормально — по видеосвязи. Тут всё просто – свайпаешь — это значит вот так, пальцем, и будет тебе счастье.
Маргарита Степановна посмотрела на коробку, как на инопланетный артефакт. Постучала по ней ногтем и только пожала плечами.
— Ну давай, если уж привёз. Только ты мне инструкцию напиши, чтобы написанную от руки.
Планшет поселился на кухонном столе рядом с чайником и фотографией Виктора Никитича, где он был ещё с волосами. Первые дни она только протирала его влажной тряпочкой, как хрусталь. Потом Женя показал как включать, как находить «ютуб», как «тыкать в окошки» и как записывать себя — «для истории», если не дай Бог что.
Сначала она включала видео только случайно. Один раз нажала не туда — и в доме зазвучали крики о том, как «все мужики — козлы, но ничего, мы выживем». Это оказалось женское ток-шоу, которое после второго выпуска Маргариту Степановну даже немного увлекло.
Потом она наткнулась на канал, где бодрая старушка из Екатеринбурга жарила оладьи и рассказывала, как у неё был ухажёр, который не вывозил гипотериоз. Маргарита Степановна посмеялась, задумалась, а потом сказала себе вслух:
— Ну а чем я хуже?
На следующий день она прислонила планшет к банке из-под огурцов, включила камеру и, не очень понимая, снимает ли она себя или только потолок, начала рассказывать, как правильно хранить чеснок, чтобы не пустил стрелку в январе. В процессе дважды оговорилась, назвав чеснок «честным», а потом сама же и рассмеялась, сказав: «Ну, какой уж вырос».
Ролик сохранился случайно. Женя, зайдя в гости и проверив устройство, нашёл это видео и по привычке, не особо вглядываясь, загрузил его на свой аккаунт в YouTube, где хранил видео с семейными поездками на море.
Через три дня ему начали приходить уведомления: «У вашего видео 10 лайков». «Комментарий: «Какая классная бабушка!»» «Просмотры: 347». Женя недоумевал — ведь он давно туда ничего не публиковал. А потом включил — и увидел маму. В халате, с венчиком в руке, рядом с чесноком и на фоне выцветшего коврика.
Он сначала хотел удалить, но стал вникать и засмеялся. Потом скинул ссылку коллеге. Та переслала мужу, а муж скинул в чат. И на следующий день Женя получил письмо: «Публикуйте ещё. У вашей мамы талант. Это вирусный контент».
А Маргарита Степановна тем временем снимала второй ролик — на этот раз про то, как не дать плесени съесть вишнёвое варенье. Она ещё не знала, что станет интернет-звездой, но уже чувствовала, что ей вдруг стало весело. Она всё так же была без Виктора Никитича, но уже не без смысла жизни.
Ко второй записи Маргарита Степановна подошла уже с организованностью, присущей хозяйке с сорокалетним стажем. Она обвязала голову платком, выбрала полотенце посвежее, подставила под планшет коробку от обуви и нацепила очки с красной дужкой, чтобы «глаза были при деле». Она чувствовала волнение, но не то, что мешает, а то, что подталкивает. Словно бы выходила на сцену самодеятельности — не в клубе, а в своей собственной кухне.
Рассказ получился длинным, с отступлениями. В какой-то момент она отвлеклась, когда за окном послышался лай соседской собаки, и строго сказала: «Петька, ты опять в мой огород гадишь, вот ведь пёс несчастный». Потом, словно вспомнив, что она «в эфире», повернулась к планшету и добавила: «Это не вам, это нашему псине. А теперь про варенье…»
Женя пришёл вечером, как обычно — с тортиком и пакетами, из которых неизменно торчали бананы и туалетная бумага. Он заметил, что планшет стоит в центре стола, как почётный гость, и насторожился.
— Мам, ты опять снимала? — спросил он с лёгким напряжением в голосе, потому что всё ещё не знал, как относиться к этой «новой активности».
— А что такого? — ответила она спокойно, укладывая в шкаф чай. — Людям полезно. Вот я решила, что людям будет интересно, чтобы я ещё про закрутки рассказала. И про голову, чтобы от давления не лопалась.
— Ты уверена? — Женя замер у холодильника с пакетом молока в руках.
— А вот выложим и проверим – права я или нет.
Он в тот вечер не стал включать YouTube. Но уже утром, придя на работу, проверил – видео с вареньем набрало три тысячи просмотров за сутки, а под ним — десятки комментариев: «Обожаю вашу маму», «Это лучше, чем вся современная кулинария», «Можно сериал с бабулей?»
Коллеги начали хихикать при его появлении в кухонной зоне. Кто-то с улыбкой кинул: «А у тебя мама — контент-гигант. Мы её теперь каждый день смотрим. Она напоминает мою тётю Лиду, только живее».
Женя покраснел, потом посмеялся. А затем сел за компьютер и завёл маме отдельный канал. Назвал просто — «Мама Онлайн. Рецепты и жизнь». Поставил ей аватарку из видео, сделал описание, добавил плейлист. Он всё ещё не понимал, зачем это делает, но чувствовал: если уже пошло — то лучше делать по уму.
Через неделю Маргарита Степановна взяла планку выше. Она решила, что раз уж подписчики есть, нужно говорить не только о банках и огурцах, а о жизни вообще. О том, как люди лишаются общения, как дети забывают, как женщины стареют, а потом снова находят в себе силу смеяться. Это было не назидание, а как будто беседа за столом с тёплым чаем, где каждая фраза — не чтобы умничать, а чтобы рядом посидеть.
Но всё пошло совсем иначе, когда Женя однажды забыл отключить автоматическую синхронизацию с общим семейным аккаунтом.
Он писал своей жене Лере в телеграм. Переписка была откровенной, с интимными намёками, с «теми самыми» стикерами, которые пара использует, когда скучает. А мама тем временем снимала видео, и по ошибке, вместо кнопки «пауза», включила прямую трансляцию, не подозревая, что её планшет теперь связан с их общим Google-диском и YouTube автоматически передаёт все записи в эфир.
Она рассказывала про «жизнь вдовы и полезный чай из боярышника», но в какой-то момент отошла, а на экране неожиданно появилась всплывающая панель с сообщениями:
Женя: «А потом я тебя раздену и заставлю говорить «мур»».
Лера: «А я уже мурчу».
Следующая минута была переломной. Комментарии в чате начали взрываться:
«Ого, контент пошёл горячий».
«А это точно рецепт?».
«Я не понял, это мама онлайн или папа вне кадра?».
Трансляция длилась ещё пару минут, прежде чем Маргарита Степановна вернулась, снова стала говорить о боярышнике, а потом с трудом, но с достоинством нажала на кнопку «завершить эфир», предварительно посмотрев в экран и сказав: «Ну что ж, до следующей встречи, мои хорошие, не забывайте про давление и тряпочку под банки».
Когда Женя вечером зашёл домой, он застал мать в кресле, с надвинутыми на лоб очками, и с выражением лица, которое говорило: «мы оба знаем, что это был ты».
Он пытался что-то объяснить. Бормотал про настройки, синхронизацию, «автозагрузку в облако», «перекрёстный трафик» и прочую IT-ересь.
Но Маргарита Степановна перебила его одной фразой:
— Женя, я не всё поняла, но теперь твоя Лерочка у меня как на ладони. Ничего, девушка хорошая, правда, зачем ты ей предлагаешь «мурчать», если у вас уже венчание было — это ты мне потом объяснишь.
Женя покраснел до корней волос. Он не мог понять — она смеётся или осуждает. Потом заметил, что планшет лежит в том же месте, и рядом с ним аккуратно подложена записка:
«Сегодня не пишу ролик. Даю вам отдохнуть. Мур-мур».
Через несколько дней после злополучной трансляции Женя проснулся от звонка. Это был не будильник и не мать — это был незнакомый номер, который настойчиво требовал ответа, как будто за этим номером стояло нечто гораздо важнее, чем сон. Он смахнул вызов. Через минуту — снова, потом ещё. В конце концов, он ответил, не скрывая раздражения:
— Да? Алло?
На другом конце — бодрый женский голос с нотками делового азарта и явной медиа-школой:
— Доброе утро. Меня зовут Мария Трошина, я продюсер проекта утреннего шоу на нашем местном телевиденье. Мы бы очень хотели пригласить вашу маму, Маргариту Степановну, в эфир. Видеозапись про «мурчание» — это гениально. А главное — органично. Люди в восторге. У вас уже почти шестьсот тысяч просмотров.
Женя сел, машинально откинул одеяло и уставился в стену. В голове крутилось только одно: «Какой ещё эфир. Какое утреннее шоу и какое, к чёрту, метсное телевиденье.»
— Вы, наверное, ошиблись, — ответил он, всё ещё надеясь, что это какая-то странная шутка или, в крайнем случае, социальный эксперимент.
— Мы не ошиблись. Мы хотим провести сюжет о «мудрых мамах онлайн» и показать вашу маму как символ поколения, которое не сдаётся. Поверьте, такие сюжеты сейчас на вес золота. У нас даже рекламодатели уже спрашивают, можно ли вшить интеграцию в сюжет. Там одна торговая марка компрессионных колготок буквально прыгает от нетерпения.
Женя выдохнул, поблагодарил и сказал, что перезвонит. А потом начал готовиться к разговору с матерью.
Маргарита Степановна выслушала сына с видом, в котором смешались ужас, восторг, брезгливость и неподдельное возбуждение. Она поджала губы, сделала пару кругов по кухне, проверила, на месте ли фартук и вымыт ли кафель на стене у плиты, а потом сказала:
— В телевизор я не пойду. Там красят и врут. Но если колготки хорошие — можно подумать.
Женя вздохнул. Попытался объяснить, что в телевизоре теперь «говорят правду, когда им выгодно», но мать не слушала — она уже рылась в верхней полке, ища серёжки из белого металла, «чтоб не бликовало под лампами».
Её не пугала известность, не смущали просмотры. Она относилась к этому, как к дачным посиделкам: ну заглянули, ну послушали, ну посмеялись. Главное — чай налить вовремя, и не говорить гадости. А всё остальное — как сложится.
Вскоре у неё появился рекламный менеджер. То ли студент, то ли безработный блогер по имени Тимур, который жил по соседству. Он пришёл в сером худи, с серьгой в ухе и папкой, в которой были распечатки: «Вот тут у нас запрос на рекламу зубных протезов. А вот — бальзам для ног с живицей. Ну и крем для суставов с шунгитом — это топ».
— Я не буду говорить, что у меня всё болит, — сказала ему Маргарита Степановна строго, когда они сидели за столом и пили чай. — Потому что я не хочу, чтобы люди думали: что если я бабушка то значит развалина. Я бодрая, я чеснок сажаю, закрутки закручиваю и по лестнице сама хожу.
— Отлично, — Тимур кивнул. — Давайте покажем бодрую старость – без нудежа. А вы, кстати, не хотите телеграм-канал завести? Там ещё другая аудитория. И ТикТок – там много пенсионеров, вы не поверите.
— А это ещё что за зверь такой ТикТок? — переспросила она, прищурившись.
— Это короткие видео с приколами – танцы, лайфхаки, поварская тема. Ну, можно, например, просто ваши фразы записывать. Вы ведь очень харизматичная. Вот это ваше: «Если чеснок честный — не сгниёт» — это же крылатая фраза уже. Вас цитируют.
Она хмыкнула, а потом улыбнулась.
— Танцевать я не буду, но чеснок — можно. Только без глупостей и чтоб потом внучки моих подруг не тыкали пальцем, мол, баба с ума сошла.
Женя наблюдал за этой сценой в лёгком полушоке. Он всё ещё не понимал, как так вышло, что его мать, которая год назад не умела даже отправить СМС без вопроса «а оно точно ушло?», теперь обсуждает съёмки, форматы и риторику с «менеджером по контенту».
Но самое неожиданное произошло вечером, когда он зашёл на канал, чтобы проверить активность, и обнаружил новое видео. В кадре его мама – спокойная, с собранными волосами, в аккуратном кардигане. Говорила она не о рецептах, чесноке и блинах.
— Дорогие мои, — произнесла она, глядя в камеру с той самой прямотой, которую нельзя подделать. — Сегодня без варенья. Просто хочу сказать спасибо. Вы мне пишете, что я вас веселила, что я вас согрела. А вы меня — вернули к жизни, потому что я думала, что меня уже никто не слушает. А теперь я знаю — кто-то да слушает и это уже очень много.
В конце она поправила очки, как будто хотела скрыть влажность в глазах, и добавила:
— Ну а завтра, если доживу, расскажу, как правильно солить огурцы в трёхлитровую банку, чтобы они хрустели. Так что не разбегайтесь.
Сначала она не обратила внимания на пару ехидных комментариев под видео про солёные огурцы – они ей казалась случайностью. Эти новые комментарии были такими — «Очередная пенсионерка полезла в блогеры, скучно», а второй комментатор просто коротко написал «Трэш». Маргарита Степановна привыкла, что не все люди добрые. Но когда таких сообщений стало больше, когда под роликами стали появляться насмешки, скрины с издёвкой и гифки с её фразами, выдранными из контекста, — ей вдруг стало не по себе.
Она сидела на кухне, глядя в экран планшета, где крутилось видео со знакомой заставкой, и чувствовала себя не героиней, а мишенью. Не то чтобы было больно — было просто обидно. Как будто кто-то зашёл в её огород, вытоптал грядки, а потом ещё и сфотографировал, выставив это на всеобщее обозрение с подписями «лол» и «кринж».
Менеджер Тимур предложил отключить комментарии. Сказал что так делают все публичные люди, но она только отмахнулась.
— Если уж вылезла — нечего прятаться, — сказала она тихо, почти себе. — Люди же тоже живые. У кого язык злой, у кого просто день не задался.
Женя, заметив, что мать реже выпускает ролики, стал спрашивать осторожно, в попытке не задеть. Но однажды вечером, когда она совсем молча разложила перед ним ужин и даже не пошутила про «хот-дог из сарделек», он не выдержал.
— Мам, ты чего? Ты же раньше шутила, а теперь только и молчишь.
Она не сразу ответила. Потом села напротив, положила руки на колени и посмотрела прямо.
— Знаешь, Жень, я вот думала, что когда человек стареет, он становится невидимым. Но оказывается, хуже быть слишком видимым. Потому что все тебя обсуждают, крутят у виска, смеются. И я сама не понимаю, чего больше — радости или стыда.
Он хотел что-то сказать, что-то поддерживающее, может даже рациональное. Но она подняла руку и продолжила:
— Я ведь никогда не была на сцене. Я жила размеренно – муж, работа, дача, магазин. Я делала, а не показывала. А тут вдруг стала как будто цирковой номер – весёлая бабка с чесноком. А я не номер – я просто хотела быть кому-то нужной. А теперь думаю — не перегнула ли.
Он молчал потому что ему стало стыдно. Потому что сначала ему было удобно — скинуть видео друзьям, гордиться мамой, собирать лайки от коллег. Но он так ни разу и не спросил, нравится ли это самой Маргарите Степановне по-настоящему.
А тем временем в комментариях уже появились посты: «Кажется, бабка зазвездилась — контент скучный стал», «Раньше хотя бы смешно было, а теперь нытьё пошло», «Купила себе пиарщика и думает, что может в душу лезть».
Она прочитала всё и на следующее утро не стала записывать ничего. Просто убрала планшет в ящик. Не как обиду, а как будто погасила лампу, которую по ошибке зажгли днём.
Тимур звонил, писал, предлагал сценарии. Женька приносил чай, предлагал снять что-нибудь простое. Лера, невестка, прислала сообщение: «Я вас так люблю. Не слушайте никого. Вы лучшая». Но в ней как будто что-то притихло. Впервые за долгое время она снова почувствовала себя ненужной.
На кухне стояли закрутки. Пыль на банках чуть поблёскивала в солнечном свете. А Маргарита Степановна сидела на стуле в своём халате и вязала. Не ради уюта, а ради того, чтобы пальцы не забыли — как это: создавать, а не только развлекать.
Прошло три дня. В доме стояла особенная тишина — не как по ночам, когда просто тихо, а как бывает после чего-то большого, что завершилось, оставив за собой ощущение лёгкой опустошённости. Маргарита Степановна почти не выходила из дома и только вязала. Вытирала уже и так вымытые полки и смотрела в окно. Не потому, что не знала, чем заняться, а потому что всё внутри будто осело, как банка с вареньем, которую перевернули крышкой вниз и забыли на пару месяцев.
Женя не настаивал, не подталкивал, но однажды вечером всё-таки решился.
Он принёс с собой коробку зефира, сел за стол и долго молчал, пока она заваривала чай. Потом, когда чашки уже парили, сказал негромко:
— Мам, ты для меня всегда была такой стержневой, спокойной, умной. И с тех пор как не стало отца, я, может, ни разу тебе этого прямо не сказал, что я тобой горжусь. А с этим каналом – я сначала думал, что это просто прикол. А потом понял, что ты, на самом деле, ожила. Ты начала говорить то, что обычно не говорят. И люди это почувствовали. Просто у людей язык иногда работает быстрее мозга.
Она опустила взгляд и провела пальцем по краю чашки.
— Я не хотела стать публичной. Я хотела стать снова живой и кому-то нужной. А потом как будто опять задёрнули штору. Только теперь не снаружи, а внутри.
Женя кивнул. Он не перебивал потому что знал – сейчас важно не спорить и не объяснять, а просто быть рядом.
— Один человек написал тебе письмо, — добавил он после паузы. — Не комментарий, а именно письмо. Настоящее – на бумаге. Прислал на адрес телестудии, а я взял его. Прочитай, пожалуйста.
Он достал конверт – простой, белый, с чуть кривым почерком.
Она открыла, развернула лист, нащупывая в нём нечто старое, почти забытое — личное обращение.
«Маргарита Степановна, меня зовут Алексей. Мне шестьдесят восемь. Я из вашего города. Моя жена умерла в прошлом году и с тех пор я всё время молчал и ни с кем не говорил. Только ел, спал и слушал, как тикают часы. А потом увидел вас в передаче, где вы рассказывали про чеснок. И вы сказали: «Жизнь не кончается, пока человек смеётся, даже если никого нет рядом». Я засмеялся в первый раз за много месяцев. Спасибо вам. Просто спасибо.»
Письмо было коротким, без пафоса, но в нём было всё.
Маргарита Степановна долго держала лист перед собой, пока рука не задрожала. Потом аккуратно сложила его, погладила по краю, словно по живому плечу, и произнесла:
— Ну что ж, раз смеётся, значит, жив.
И на следующее утро планшет снова появился на кухонном столе. Аккуратно поставленный на коробку, рядом с банкой мёда. В кадре — та же кухня, та же женщина в платке и очках, только глаза стали чуть спокойнее.
— Здравствуйте, мои хорошие. Давненько мы не болтали. А давайте сегодня без долгих вступлений. Просто скажу: спасибо, что были. Не все добрые, но все — живые. А значит, всё по-честному. А теперь — к делу. Кто просил рецепт лечо — держитесь, я нашла свою старую тетрадку.
А в комментариях, под видео, первым появился тот самый Алексей. «Смотрю, живу, спасибо.»
Аудиоистория тут.
Читать все рассказы из жизни людей.
История для сайта rasskazer.ru