С утра шёл дождь — не проливной, не грозовой, а такой, который делает небо почти прозрачным, а асфальт — бархатным. Семён в очередной раз проспал. Он всегда просыпал, когда накануне пил в одиночестве: не до состояния беспамятства, но с той тоской, которая приходит не от одиночества, а от осознания, что никого уже не хочется звать.
Он буквально выскочил из подъезда, натянув куртку прямо на футболку, не позавтракав, и догнал автобус у остановки, почти на бегу. Оказавшись внутри, сразу сел у окна. Его выдох окутал стекло лёгким туманом. Он провёл по нему пальцем бессмысленную линию и уставился в улицу, которая плыла мимо, будто не по-настоящему.
Первые двадцать минут прошли, как обычно. В ухе был наушник, из которого играло радио — Семён слушал голос диктора, который читал стихи. Раньше бы посмеялся, переключил, а теперь слушал, не понимая, зачем, но не выключал. Может, чтобы хоть кто-то говорил о чём-то красивом в этом хмуром мире.
На остановке «Универсам» кто-то выбежал из автобуса, задев его плечо. Он машинально повернулся и увидел его. Нет, не человека — шарф. На сиденье рядом, на сером изношенном материале лежал вязаный шарфик. Маленький, цвета старого мёда, с распущенной ниткой у края. Он был тёплым даже на вид. И почему-то очень знакомым.
Семён осмотрелся. Никто не кричал: «Ой, забыла!», никто не выглядывал из дверей. Он поднял шарфик, поднёс ближе — и почувствовал запах. Что-то неуловимое — то ли ромашка, то ли просто чисто выстиранное бельё, то ли просто ощущение чистоты и женской заботы. Он прижал шарф к груди, как будто хотел сохранить его тепло. А потом машинально сунул его в карман куртки и вышел на следующей остановке.
Идти на работу расхотелось. Он шёл куда-то вдоль луж, не глядя под ноги, с руками в карманах. У него были грубые, обветренные ладони, а тёплый, мягкий шарфик будто прятался между пальцами, как детская рука. Было ощущение, словно он держит за руку кого-то, кого давно потерял.
Он не знал, почему это его так тронуло. Не знал, и не хотел знать. Просто пошёл в другую сторону — не к офису, а к набережной. Подойдя к реке, он сел на лавку, прикрыл глаза. В голове всё шумело — не от ветра, не от воды, а от памяти.
Один раз в жизни, ещё в университете, он встретил девушку, которая вязала. Причём делала она это всегда — на парах, в метро, на скамейке перед общагой. У неё были смешные веснушки, острый подбородок и удивительно внимательные глаза. Она никогда не смеялась в голос, но смотрела так, будто запоминала собеседника навсегда.
И однажды она протянула ему шарфик — почти такой же. «Ты же вечно ходишь без шарфа, замёрзнешь», — сказала она тогда, не глядя на него, будто между делом. Он не взял. Тогда это казалось глупым: он не просил, он не нуждался, он был сам себе хозяин. Гордость, глупость, молодость.
И вот теперь — сколько лет прошло? — он держал почти такой же шарф. Может, это просто совпадение. Может, и не её. И вообще, она ведь давно уехала — кажется, в Питер. Или даже куда-то в Чехию? Кто-то говорил, что замуж вышла. Или нет.
Семён вдохнул глубже. Запах шарфа и правда был почти как тогда. Он не верил в знаки, но мало ли, может это и был знак. Телефон в кармане завибрировал. Он вытащил трубку, увидел на экране надпись «начальник» и нажал отбой. Второй раз он сбрасывал звонок от начальника уже с мыслью, что день пойдёт совсем не так, как все остальные.
Семён не пошёл домой. Он зашёл в пекарню, которая попалась по пути, купил чашку чёрного кофе и сел у окна. Перед ним — медленно капающий дождь и редкие прохожие, кутающиеся в шарфы и капюшоны. Все куда-то спешат, все мимо. А он впервые за долгое время позволил себе просто посидеть, не торопясь, не убегая, не оправдываясь.
Он достал шарфик и положил его на столе. Он был не новый, местами потёртый, но чистый, аккуратный. На одном из концов — крошечная, почти незаметная вышивка: тонкой белой нитью были выведены две буквы. «Н» и «Л». Или «И» и «Ш» — шрифт был скромный, буквы почти сливались с самим шарфом. Он провёл по ним пальцем.
— Забавная штука, — тихо сказал он себе, — может, и правда совпадение. Но ведь кто-то его потерял.
И он решил: проверит. Без фанатизма, просто так. Бюро находок, может, в автобусном парке что-то оставляли, может, на форумах кто-то ищет. Он же всё равно бездельничает сегодня, зачем же тогда просто к дивану возвращаться.
Уже вечером, когда улицы начали затягиваться сыростью и прохладой, он оказался у двери небольшого здания с облупившейся табличкой «Информация по утерянным вещам». Внутри было пусто. Дежурная, женщина с короткой стрижкой и усталым голосом, подняла взгляд:
— Добрый вечер. Что-то потеряли?
— Наоборот – нашёл, — Семён помедлил и вытащил шарфик. — В автобусе сегодня утром. Вот. Хотел узнать, может, кто-то искал?
Женщина взяла шарфик, взглянула с таким равнодушием, что Семёну захотелось тут же забрать его обратно. Но она, к его удивлению, потянулась к тетради, пролистала пару страниц, потом подняла глаза:
— Один звонок был. Женщина спрашивала — потеряла шарфик. Не уверена, этот ли. Описание расплывчатое — «жёлто-медовый, с вышивкой». Телефон могу дать.
Семён взял записку с номером, поблагодарил женщину и ушёл.
Весь путь домой он сжимал бумажку в кармане, но не спешил звонить. Почему-то хотелось подумать. Кто она? Молодая девушка? Бабушка? Чья-то дочь? Чья-то жена? Может, это и не она вовсе. Может, таких шарфов миллион.
Уже в темноте комнаты он набрал номер. Долгий гудок, второй.
— Алло. – Раздался женский голос, спокойный, слегка хрипловатый, будто после простуды.
— Здравствуйте. Меня зовут Семён. Я кажется, нашёл ваш шарф. – Спокойно, но как-то торопливо, начал Семён.
На том конце сначала было молчание.
— Правда? Как-то тихо наконец сказал голос.
Он смутился.
— Тот что у меня, очень похож на ваше описание. Нашёл в автобусе утром. Могу показать. – Снова торопливо, будто боясь, что собеседница его перебьёт или не дослушает, продолжил Семён.
— Вы не могли бы завтра? Я работаю до шести, а вечером свободна. Если вам удобно, можем встретиться у входа в парк «Старый сквер». – Тем же тоном продолжал женский голос.
— Конечно, — он кивнул, будто она могла его видеть. — Хорошо, я принесу.
— Спасибо вам. Правда, он мне очень дорог.
Семён сбросил звонок, глядя в потолок. Он не знал, не понимал, что сейчас чувствует. Радость? Нет. Просто — волнение. Лёгкое, странное, давно забытое.
В ту ночь он впервые за долгое время не пил. Он сидел на балконе, под пледом, держал шарфик в руках и думал о девушке, которая когда-то вязала, и о женщине, которую увидит завтра. И почему-то ему казалось, что между ними есть какая-то ниточка. Ещё не распущенная, ещё целая.
На встречу Семён пришёл заранее. Он не любил опаздывать и вообще не любил подводить. Он стоял у ворот парка «Старый сквер» с шарфиком в кармане, озираясь по сторонам. Людей было немного: пара мам с колясками, мужчина с собакой, несколько студентов с кофе на вынос. Ветер срывал последние клочья листвы с деревьев, кружа их, будто специально создавая лёгкую неразбериху.
Он не знал, кого ждёт. Ему не сказали имя. Просто «женщина». Просто голос. Слегка хриплый, но ясный.
Прошло десять минут. Он уже начал сомневаться, не обознался ли. И вдруг увидел её. Она шла неспешно. Светло-серая куртка, мягкий взгляд. Волосы тёмные, коротко подстриженные. На вид — лет сорок. Может, меньше, может, больше. У неё были тёплые глаза. Не юные, не печальные, а такие как у тех, кто много чего пережил, но не закрылся.
Он не был уверен. И всё же шагнул вперёд.
— Простите, вы звонили вчера? Насчёт шарфа? – Сразу же спросила незнакомка.
— Да. Это я. Будем знакомы – Семён. — Он достал шарфик, аккуратно, как нечто хрупкое, и протянул ей.
Она взяла его обеими руками, и какое-то мгновение просто держала, не говоря ни слова. Потом поднесла к лицу, вдохнула, как будто возвращала себе кусочек забытого.
— Да, это он. Мой. Вы не представляете, как я вам благодарна. — она не договорила и просто с признательностью посмотрела на него.
Он усмехнулся, пожав плечами.
— Это просто шарф. – Без иронии констатировал Семён.
— Нет, — покачала она головой. — Это не просто. Я связала его много лет назад. Для мамы. А вчера потеряла. Он выпал у меня в автобусе, когда я торопилась на работу. Я уже решила, что его не найти. А он — вот он.
Она посмотрела Семёну прямо в глаза и ему показалось, что в её глазах было что-то странное. Узнавание? Или благодарность, смешанная с интересом?
— Вы молодец, — начал он, но не знал, что сказать, а потом продолжил — Вы хорошо вяжете.
Она засмеялась — негромко и искренне.
— Спасибо. Я, знаете, немного помешана на этом. Пряжа, спицы, уютные вечера на диване. По-вашему, наверное это старомодно.
Он замер. И вдруг, совершенно неожиданно, выпалил:
— Я когда-то знал девушку, которая тоже вязала почти всегда. Это ещё в университете было. Тоже шарфик мне дарила — только я дурак, не взял.
Женщина чуть приподняла брови.
— Интересное совпадение. Вы же Семён. А фамилию можно узнать? — осторожно спросила она.
Он назвал.
Она помолчала. А потом, очень медленно, сказала:
— А ты ведь действительно он.
Он опешил.
— Я тебя знаю, — сказала она мягко. — Ты сидел всегда на последней паре у окна. Читал втихаря. А когда я вязала — ты иногда смотрел, будто хотел подойти, но не решался. А потом просто исчез.
Семён буквально застыл.
— Это была ты?
Она кивнула. В улыбке появилась лёгкая грусть.
— Я — Надя. Надежда. Тогда я была Надя Вязовская. Теперь просто Надя. Без мужа и без шумных историй. С кошкой и клубками пряжи.
Он не знал, что сказать. Он стоял, будто его по голове ударили чем-то мягким, но тяжёлым. Он не мог поверить. А потом вдруг понял — она и правда почти не изменилась. Не внешне — в чём-то глубже. Она по-прежнему была той, кто вязал в углу и смотрел на него из-под ресниц.
— Надя, я даже не знаю, что сказать. Ты исчезла и я думал, ты уехала. — прошептал он
— Я оставалась. Это ты уехал. — Почти шёпотом ответила она.
Они замолчали. И только ветер гонял листья по дорожке, будто пытаясь заполнить паузу между их дыханием.
— Хочешь чаю? — вдруг сказала она. — Рядом есть маленькое кафе. Всё равно ведь вечер.
Он кивнул. И пошёл рядом с ней — медленно, почти как в детстве, когда шаги важнее, чем скорость.
Кафе, куда повела Надя, оказалось крошечным. В нём пахло карамелью и мятой, а на стенах висели чёрно-белые фотографии неизвестных людей — с зонтиками, с котами, с гитарой. Официантка в берете поздоровалась кивком, будто знала Надю лично. Возможно, конечно, и знала.
Семён выбрал столик у окна. Надя заказала себе облепиховый чай, он — просто чёрный, без сахара. И пока ждали, молчали.
Она разглядывала свой шарф – то поправляла уголок, то проводила пальцем по распущенной нитке, будто хотела снова связать прошлое в аккуратный узор.
— Странно, правда? — тихо произнесла она. — Сколько лет прошло. Я ведь думала, что ты уже где-то далеко. Женат, дети, собака, дача.
Семён усмехнулся, положив локти на стол.
— Не сложилось. Всё как-то не время было. Или не с теми. Зато квартира есть, работа и кот. Серый, толстый и часто спит на клавиатуре.
Она улыбнулась, не отрывая взгляда от него.
— А я почему-то всегда думала, что ты станешь писателем.
Он вздрогнул. Он давно уже забыл, что когда-то носил с собой толстую тетрадь и писал туда строчки, которые никому не показывал.
— Я бросил. Не знаю, зачем это всё было. Тогда — казалось важным. А потом стал жить. Работа, быт. Знаешь, как это бывает.
— Знаю. — Надя кивнула. — Очень хорошо знаю. Тоже много чего бросала. Раньше рисовала. Потом — вязала на заказ. А потом просто устала от всего. Только шарф этот — он был мамин. Я связала его, когда она заболела. Мы тогда всё время проводили вместе. Он ей очень шёл. Я каждый раз, когда его надевала — как будто с ней говорила.
Семён слушал, не перебивая. Его лицо стало мягче, глаза потеплели.
— А что с мамой? — аккуратно спросил он.
— Уже как пять лет. —Ответила она и добавила с лёгкой грустью: — Но иногда я всё равно чувствую, что она рядом. Особенно когда шарф со мной. Это глупо, наверное.
— Нет, не глупо. — сказал он. — У меня был дед. Он всегда хранил рубашку своей покойной жены. Гладил, складывал, перекладывал на другие полки. Даже когда забывал, как зовут внуков — рубашку помнил.
Они замолчали. Только чай тихо парил, а ложечка в её чашке постукивала о стекло, когда она его мешала, машинально, не глядя.
— А ты почему ушёл тогда? — спросила она вдруг. — Мы ведь даже не попрощались. Я помню, как искала тебя пару недель, а потом перестала. Подумала: не судьба.
Семён задумался. Думал долго, сжав руки в замок.
— Я струсил, наверное. У меня были к тебе чувства, но я боялся их. Ты была настоящей. А я играл в серьёзного взрослого. Было проще исчезнуть. Глупо, да?
— Не глупо, а жизненно. — Надя чуть улыбнулась. — Тогда и я была не готова.
Он посмотрел на неё. Тепло её глаз не изменилось. Она была всё такой же. Просто теперь — тише, спокойнее, мудрее. И от этого — только ближе.
— Хочешь узнать что-то странное? — спросил он.
— Хочу. – Тут же ответила она.
— Я ведь вчера утром не хотел ехать на работу. Просто сел в первый попавшийся автобус. Потому что проснулся с ощущением, что день будет особенным. – С улыбкой сказал Семён.
— И оказался с моим шарфом в кармане, — добавила она, склонив голову.
Он рассмеялся — негромко, как будто сам себе.
— Мне кажется, что это шанс. – С уверенностью произнёс он.
— Иногда шанс — это всё, что нам нужно, — сказала Надя и сделала глоток облепихового чая.
Они просидели в кафе до темноты. Уходить и расставаться не хотелось обоим. Но вечер иссякал – медленно и неумолимо.
Перед тем как распрощаться, он проводил её до подъезда.
— Спасибо, что позвонил, — сказала она на прощание.
— Спасибо, что связала шарф, — ответил он.
Она посмотрела на него, и он понял, что не хочет снова исчезать. И она — тоже.
Но пока они просто улыбнулись. И ушли — каждый в свой подъезд, в свою тишину.
С ощущением, что теперь она — не совсем пустая.
На следующий день Семён проснулся раньше обычного. Не потому что нужно было куда-то спешить, а потому что сон был неглубоким, как у человека, который чего-то ждёт.
Он открыл мессенджер. Её номер остался в истории звонков. Он мог бы написать просто: «Доброе утро». Или: «Спасибо за вчера». Или… «Не хочешь ещё встретиться?».
Но он не написал ничего. Просто лежал и смотрел на экран.
Кот, лениво потягиваясь, запрыгнул на подоконник и, как ни странно, не улёгся, а смотрел на хозяина с некоторым укором. Семёну показалось — он тоже чувствует, что что-то изменилось.
Он выехал на работу, но снова свернул не туда. Совсем не туда — это на остановку возле парка, где вчера провёл вечер. Взял кофе в бумажном стакане, встал под кроной того же клёна. Ветер шевелил остатки листвы, и в воздухе пахло свежестью и ожиданием.
А потом он просто набрал её.
— Привет. Это снова я. — Голос звучал удивительно спокойно. — Я, кажется, прошёл сегодня мимо твоего дома. Случайно. А может и специально.
— Привет, Семён. — Её голос был всё такой же — немного хриплый, но мягкий. — И как мой дом?
— Стоит. Ждёт хозяйку.
Она рассмеялась.
— Я на работе, но через пару часов буду свободна. Может кофе? Там же где и вчера. Без шарфов, без предлогов. – Мягко предложила она.
— Я точно буду. – С довольной улыбкой ответил он.
Они встретились уже почти как старые знакомые. Без неловкости и без вопроса зачем. Просто потому, что им этого хотелось.
Он принёс ей свежую, ещё тёплую карамельную булочку. Она, в свою очередь, дала ему клубок пряжи.
— Это мне? — удивился он.
— Да. На память. Я подумала — вдруг ты захочешь попробовать вязать. Это хорошая медитация. Или пусть будет просто сувенир. Можешь коту дать — он оценит.
— Может, и попробую, — улыбнулся он. — Хотя из меня вязальщик — как из табуретки балерина.
— Главное — не результат. Главное — в процессе не убежать от себя.
И снова — разговоры. На этот раз о том, что между. Не о прошлом и не о будущем, а о том, что сейчас. Она рассказала, как по вечерам смотрит старые советские фильмы. Он признался, что переслушивает детские сказки, когда засыпает — голос диктора в приложении напоминает голос бабушки.
Они говорили о своих страхах — без пафоса, будто перебирая камешки на берегу. Она боялась одиночества не потому, что быть одной тяжёло, а потому, что однажды уже привязалась не к тому человеку. Он боялся, что всё настоящее прошло мимо, и он проспал свою жизнь.
— А ты ведь сам сказал — не проспал. Ты же проснулся с ощущением, что день будет особенным. — напомнила она.
— Значит, проснулся. Наверное, впервые за много лет.
На прощание он достал из кармана ту самую бумажку с её номером, которую получил от женщины в бюро находок.
— Не хочу, чтобы она валялась в куртке. Оставлю себе — дома. Как что-то важное. Не выброшу. Обещаю.
Она кивнула.
— Тогда и я кое-что сохраню. — И достала из сумки обёртку от карамельной булочки. — Это был хороший вечер.
Они разошлись не как случайные попутчики и не как любовники. А как люди, которым предстоит что-то построить — не из страсти, не из драм, а из признания того, что рядом может быть по-настоящему хорошо.
Прошла неделя. Они не договаривались встречаться каждый день, но всё происходило само. Иногда — сообщение утром: «Снился кот, который ворует клубки. Это был твой?». Иногда — вечерняя прогулка до трамвайной остановки. Один раз он даже отвёз её на почту, где она получала пряжу из Казани, потому что «только там нужная фактура».
Семён удивлялся себе. Он по-прежнему работал, по-прежнему просыпался с ворчанием и искал носки под диваном, но теперь в его голове были не только задачи и сроки. И главное, он больше не пил вечерами – его даже не тянуло пропустить стаканчик. Он вновь начал писать. Тихо, без претензий, просто для себя. Сначала короткие зарисовки, потом — диалог, услышанный в кафе. Потом — портрет. Надин. Без уточнений. Без слов она. Просто — штрихи, описания, голос. Он не собирался ей показывать.
Он сидел с ноутбуком на коленях и чувствовал, как из него вытекает нечто давно забытое. Как будто кто-то открыл застоявшуюся форточку, и в комнату ворвался воздух.
Тем временем Надя вязала. Она снова села за спицы всерьёз — впервые за несколько лет. Её подруга попросила сделать что-то необычное: не шапку, не носки, а плед из лоскутов, каждый из которых должен был быть отдельной историей. Надя взяла идею близко к сердцу. Каждый фрагмент она вязала в особом настроении. Один — после их прогулки. Второй — в день, когда Семён принёс ей кофе с апельсиновой корочкой. Третий — когда он неловко подстригся и выглядел так, будто его ударило током.
— Этот кусок — квадрат с характером, — засмеялась она тогда, держа в руках жёлто-серую полоску.
— Почему? – Спросил он.
— Потому что в нём — человек, который не умеет стричься, но всё равно идёт по делам, как ни в чём не бывало. Очень надёжный квадрат.
Он смеялся, но в душе замирал. Он не знал, что именно их связывает. Не знал, будет ли это любовью, дружбой или чем-то ещё между ними. Но чувствовал, что в её присутствии он не боится быть собой. Даже если немного лохматый.
Она тоже менялась. Стала чаще смеяться. Появился румянец, а на подоконнике снова росли травы — базилик, мята, розмарин. Она призналась ему однажды, что перестала их сажать, когда поняла: ухаживать незачем — некому варить ароматный чай, некому подавать его на балконе. А теперь снова было — кому.
Но ни один из них не говорил прямо о чувствах, о намерениях, о будущем. Они просто жили — в промежутках между обычным и важным. Как будто аккуратно распаковывали коробку, в которой лежит то, что называют «близостью». Настоящей, тихой, тёплой, связанной не из слов, а из поступков.
Однажды вечером она прислала фотографию:
На полу, в её комнате, разложен почти готовый плед. Квадраты — все разные. Яркие, приглушённые, весёлые, задумчивые. А в центре — один, необычный. Белый, с тёмно-синими вставками, на которых вывязана буква «С».
— Это что? — спросил он в ответ.
— Один из самых важных квадратов. Он — про моё пробуждение.
Он долго смотрел на это фото. А потом, спустя минуту, набрал:
— А можно я завтра снова приду? Посижу с тобой, пока ты вяжешь. Просто побуду рядом.
Ответ пришёл почти сразу:
— Я уже приготовила чай. И кот ждёт.
Они сидели на полу. В комнате пахло лавандой и лимоном — Надя только что закончила очередной квадрат, и рядом лежал моток пряжи с биркой «Прованс». На столе догорал чайник, кот спал на спинке кресла, периодически фыркал, будто во сне спорил с кем-то за лучшую подушку. В окне стучал мелкий дождь, но он больше не казался хмурым. Скорее — нужным, как тишина между репликами.
Семён держал в руках её старую спицу. Надя рассказывала, как когда-то в универе связала себе варежки и нечаянно одну подарила преподавательнице. Он слушал, кивал. А потом они замолчали и тишина длилась долго.
— Ты знаешь, — начал он вдруг, — я ведь ни с кем больше не говорил так долго.
Надя отложила вязание, обернулась к нему. Она не удивилась.
— Потому что не с кем или потому что не хотел?
Он пожал плечами.
— Наверное, сначала не хотел. А потом привык. – Глядя в пол, ответил Семён.
— К тишине? – Тут же переспросила Надя.
— К пустоте. К тому, что не ждёт никто, не пишет и не звонит. Сначала это было даже удобно. А потом просто так живёшь по привычке. А когда встречаешь кого-то — страшно. Не потому что снова влюбишься, а потому что вдруг начнёшь хотеть, чтобы этот человек остался.
Она не торопилась с ответом. Только взяла чашку и, сделав глоток, произнесла:
— Я тоже боюсь. Не того, что уйдут. А того, что я привяжусь, а потом опять начну себя терять. Слишком сильно привыкла быть одна – решать сама, жить сама и даже плакать — тоже сама. А вдруг опять потеряю себя в ком-то? Снова разочарование, снова боль и снова вязать пледы, чтобы не сойти с ума.
Они замолчали. Кот зевнул, перекатился на другой бок, и тишина снова стала не гнетущей — а принятой.
— Но ты знаешь, — сказал Семён, глядя на её руки, тонкие, с вмятинами от спиц, — я не хочу, чтобы ты терялась во мне. Хочу, чтобы ты была рядом такая, какая есть – со всеми своими клубками, с этим котом, с чаем, с пледом и с этими странными рассуждениями, от которых я забываю, сколько мне лет.
Она рассмеялась. А потом очень тихо, почти шёпотом:
— А я хочу, чтобы ты писал. Даже если это не будет книгой. Даже если только в стол. Потому что когда ты говоришь об этом — у тебя в голосе появляется свет.
Он смотрел на неё долго. И что-то внутри него отпустило – тревога, привычка к одиночеству, механизм, который крутился всё это время, тихо замедлил ход.
Он положил руку рядом с её — не касаясь. Она не убрала. Только пододвинулась чуть-чуть ближе. Так сидят те, кто не хочет торопиться. Так молчат те, кто уже всё понял.
Шли недели. Жизнь не изменилась кардинально — небо не стало розовым, будильник не перестал звенеть по утрам, квартплата не исчезла. Но в доме Семёна теперь пахло иначе. Где-то в шкафу лежали мотки пряжи, на подоконнике стояли травы, а на стене — впервые за десять лет — появился плед – тот самый, настоящий, из квадратов.
Он не просил. Надя не предлагала. Просто как-то вечером, придя к нему с пирогом, сказала:
— Он закончен. Я решила, что он будет жить у тебя. Потому что почти весь связан у тебя на глазах. Да и центральный квадрат – сам помнишь.
Он постелил его на кровать. И каждый раз, проходя мимо, останавливался на секунду, как перед чем-то очень личным.
Они не съехались потому что просто не торопились. Но вечер за вечером были вместе. То у него, то у неё. С чаем, с котом, с тихими фильмами и бесконечными разговорами. Иногда — о пустяках, иногда — о прошлом, а иногда — молча, с книгой в руках, но с ногами, переплетёнными под пледом.
Семён начал писать чаще. Он снова вёл тетрадь — писал ручкой, как в юности. Иногда печатал. Несколько рассказов отдал на конкурс. Один — даже выиграл. Надя смеялась:
— Вот видишь, я знала, что ты умеешь. Просто тебе нужно было, чтобы кто-то связал тебе внутренний плед.
Она вязала шапки для детей в приют. Он начал покупать ей пряжу. Один раз выбрал такую странную, что она хохотала три дня. Но всё равно связала из неё носки — для него. Они получились какими-то уродскими, но он носил их с гордостью, особенно в дождь.
Весной он повёл её на крышу старого здания. Там был вид на реку и кричащие чайки над головами.
— Почему сюда? — спросила она, кутаясь в пальто.
— Потому что я вспомнил одну вещь. Когда ты дарила мне шарфик в универе — помнишь?
Она кивнула.
— Я тогда хотел тебя поцеловать. На крыше. У нас была экскурсия, но я тогда растерялся и просто ушёл.
Она подняла брови.
— Так ты хочешь наверстать?
Он кивнул и поцеловал. Спокойно, без суеты. Как человек, который очень долго ждал — даже не любви, а покоя. И наконец — нашёл.
А потом — она протянула ему новый шарф. Он был синим, с лёгкой примесью золотистых нитей.
— Он для тебя. Настоящий. Не забывай, что теперь кто-то хочет, чтобы ты был в тепле.
Семён не смог ответить. Просто прижал её к себе и долго стоял, глядя на реку.
А в голове крутилась простая мысль:
«Иногда, чтобы всё стало на свои места, достаточно одного шарфа. Оставленного случайно. Или, может быть не случайно».
Аудиорассказ тут.
Читать все рассказы из жизни людей.
История для сайта rasskazer.ru