Раиса никогда не умела отдыхать. Вернее, она и понятия не имела, как это делается — не стирая, не готовя, не проверяя, выключила ли утюг, и не думая каждую минуту о ком-то, кроме себя. Санаторий казался ей чем-то вроде экспериментальной лаборатории для таких, как она — запущенных женщин среднего возраста, в которых давно иссякло желание быть собой. Не женой, не матерью, не сотрудницей бухгалтерии, а просто женщиной, которой хочется с утра не варить бульон, а лежать в халате и залипать в окно, где качаются сосны.
Санаторий встретил её запахом лечебной грязи и сушёных трав. Персонал был приветливый, еда — пресная, как положено, но Раиса не жаловалась. Она сама выбрала это место, когда дети уехали учиться в университеты в другой город и дома повисла тишина, прерываемая только зевками мужа.
— Отдохни, — буркнул он без особого энтузиазма, когда она показала путёвку. — Может, развеешься…
Но развеиваться, как показала практика, оказалось непросто. Раиса подолгу бродила по территории, принимала ванны с пеной, делала массажи и слушала, как другие женщины хохочут и щёлкают семечками в беседке. Она сама туда не садилась — неловко было вторгаться в чужую компанию. До тех пор, пока не познакомилась с Зоей.
Зоя была из тех женщин, которые появляются внезапно и с ходу захватывают твоё личное пространство. Раиса ещё только разминала шею после парафиновой аппликации, как рядом с ней опустилась подруга, о существовании которой она ещё не знала.
— Ты, я смотрю, одна тут кукуешь? — спросила Зоя, закладывая за ухо яркую прядь рыжих волос. Она улыбалась нагловато, но не зло.
Раиса смущённо кивнула.
— Ну, да. Я… Путёвка от профсоюза. Муж не захотел. Дети учатся.
— Классика, — хмыкнула Зоя. — Меня Зойка зови. Я тут, можно сказать, спец по санаториям. Мой четвёртый за два года. Надо же как-то от мужа отдыхать.
Раиса удивлённо приподняла брови, но Зоя лишь усмехнулась:
— Да брось, чего пугаться. Все мы тут либо от мужа, либо от давления, а чаще — от обоих сразу. Пошли чаю попьём, я там ромашку из аптеки завариваю — натуральная, не эта бурда местная.
Раиса не успела ответить, как её уже почти вели за руку. Так и началась их дружба.
С Зоей оказалось легко. Она говорила много, быстро, с шутками на грани фола, и каким-то образом умудрялась за пять минут узнать о человеке почти всё. Раиса, которая обычно сторонилась таких темпераментных женщин, вдруг почувствовала, что именно этого ей и не хватало — живости, искренности, смеха без повода.
А потом Зоя, прихлёбывая ромашковый чай, неожиданно спросила:
— А у тебя с мужем-то как, всё норм?
Раиса замялась. Хотела отмахнуться, мол, живём себе, ничего особенного… но, может, из-за жары, а может, из-за ромашки — вдруг потянуло на откровенность.
— Мы вместе уже двадцать лет, — начала она, глядя в кружку. — Дети вот уехали, и стало как-то… пусто. Мы вдвоём — а будто чужие. Он молчит вечно. Телевизор, еда, работа. А я сижу и чувствую, как исчезаю. Понимаешь?
Зоя понимающе кивала и щёлкала семечку, зажав её ногтями.
— А ещё он стал каким-то… раздражённым. Не тронь, не скажи, и всё не так. А потом и вовсе началось…
Она замолчала, но Зоя сделала приглашающий жест рукой:
— Давай, давай, выкладывай всё. Ты ж видишь — я не чужая. Да и здесь всем пофиг, мы потом разъедемся, и до свиданья.
Раиса с трудом подбирала слова, словно боясь предать мужа, с которым прошла полжизни. Но всё же продолжила:
— Он стал злиться на мелочи. То полотенце не так повесила, то соль не там стоит. Сыну звонила — слышал, что двадцать минут болтала, так потом сутки молчал, как будто обиделся. Я ему говорю, давай в кино сходим — «что я, пацан», говорит. А в спальне… — она понизила голос, — …вообще тишина. Месяцами. Словно мы не муж и жена, а какие-то квартиранты.
Зоя смотрела на неё внимательно. Потом вдруг встала, пошла к тумбочке, достала блокнот и, устроившись рядом, бодро сказала:
— Так, пункт первый — он не хочет общаться. Второй — сексуальное безразличие. Третий — обвинения и придирки. Четвёртый — обида на детскую заботу. Пятый — отказ от совместного досуга. Всё верно?
Раиса кивнула, поражённая точностью формулировок.
— Ты что, психолог?
— Почти, — усмехнулась Зоя. — У меня трое мужей было, так что я этот факультет трижды прошла. Но главное — я умею видеть ситуацию со стороны. А ты — в ней варишься. Поэтому и не видишь.
Так начались их вечерние «сеансы». Раиса жаловалась, Зоя анализировала, давала советы и заверяла, что «всё можно исправить, если грамотно подойти». Раисе становилось легче. Она чувствовала поддержку, внимание, словно кто-то, наконец, увидел её боль.
Когда санаторный срок почти закончился, подруги обменялись номерами, добавились друг к другу в мессенджеры и планировали переписываться почти каждый день. Зоя обещала звонить часто и начинать разговор фразой: «Ну что, как твой бронтозавр сегодня?»
Вернувшись домой, Раиса словно очутилась в другой реальности. Санаторий с его соснами, тишиной, тёплым минеральным душем и Зоиной поддержкой отодвинулся в прошлое, как сон. А тут — кухня, пахнущая укропом, батарея носков на балконе, и муж, сидящий на диване с пультом от телевизора, будто приклеенный к подлокотнику.
— Приехала, — сказала Раиса, сняв туфли у порога.
— Ага, — откликнулся Борис, не отрывая взгляда от экрана. — Чё там, отдохнула?
Раиса повесила куртку, повздыхала над цветами на подоконнике и зашла в комнату. Борис щёлкал каналы, хмурясь на рекламу и ёрничая над ведущими новостей.
— Борь, может, поговорим? — осторожно спросила она, присаживаясь рядом.
Он повернул голову, посмотрел на неё — и в этот момент Раиса вдруг поняла, что не знает, как начать. Они жили двадцать лет вместе, а сказать «мне одиноко» или «ты меня не слушаешь» было страшнее, чем прыгнуть в прорубь с моста.
— Ну чё ты? — Борис отложил пульт. — Что случилось?
Раиса пожала плечами.
— Просто… мы как-то… стали чужими. Ты заметил?
— В смысле чужими? — нахмурился он. — Мы же вместе. Ты суп варишь, я батарею прикрутил, телек смотрим. Всё как у людей.
— Вот именно, как у людей… А хочется как у нас было раньше. Чтобы ты слышал, чувствовал… — Голос её предательски дрогнул.
Борис помолчал, потом вздохнул.
— Ну давай не начинай. Съездила в санаторий — и сразу философия. Мне завтра на работу, давай к выходным, а?
Раиса кивнула, но внутри что-то оборвалось. Она легла спать в другой комнате, решив, что надо поговорить с Зоей. Та ведь обещала помочь.
— Раечка, солнце моё, — писала Зоя в мессенджере. — Ты ему скажи, что тебя теряет. Прямо так и скажи: «Борис, ты меня теряешь!» Мужчины это сразу просекают.
Раиса долго держала телефон в руке, сомневаясь. Но потом, собравшись, подошла к мужу на кухне, где он с сосредоточенным видом резал колбасу.
— Борь, ты меня теряешь, — выдала она торжественно.
Борис замер, посмотрел на неё с недоумением.
— В смысле? Ты что, билет на поезд купила? Куда ты собралась?
— Я о нас! О чувствах! Мы отдалились, понимаешь? – Жалобно говорила Раиса.
— Да не гоню я тебя никуда. Хочешь — я телек потише сделаю. Хочешь — на дачу махнём. Ты ж любишь там грядки ковырять.
Раиса выдохнула и пошла в ванную — поплакать. Первый совет Зои оказался, мягко говоря, бесполезным.
Через неделю она снова писала подруге:
— Он опять ничего не понимает. Мы молчим целыми вечерами.
Ответ Зои прилетел быстро:
— Устрой ему романтический ужин. Включи медленную музыку, свечи, ты в чём-то шёлковом… Пусть увидит, какую женщину теряет!
Раиса повертела в руках свечи из ящика, нашла в шкафу старый халат с кружевами, даже музыку включила — из той самой, их молодости. Борис вернулся поздно, уставший, в грязной куртке.
— Что это у нас тут? — буркнул он, глядя на накрытый стол.
— Ужин. Только для нас.
Он сел, понюхал курицу.
— Вкусно. А чего по телеку идёт?
Пока Раиса пыталась налить шампанское без пены, Борис уже унес тарелку в комнату и включил футбол. Шёлк остался без зрителя.
Третья попытка пришла после особенно тяжелого разговора:
— Он даже не интересуется, как я себя чувствую, — жаловалась Раиса. — Я заболела, лежала с температурой, а он только чай заварил и ушёл на рыбалку.
Зоя ответила жёстко:
— Раиса, он тебя не ценит. Ты ему — как мебель. Пора ставить ультиматум. Скажи: или он меняется, или ты уходишь.
Раиса дрожащими руками написала на листке: «Борис, я больше так не могу. Либо ты перестаёшь меня игнорировать, либо я ухожу.» Оставила записку на столе и ушла гулять в парк. Вернулась через два часа — Борис спал. Записка валялась на полу под табуретом. Ультиматум не состоялся.
Раиса то смеялась, то вздыхала. Проблемы с мужем не решались — наоборот, усугублялись. Однажды она написала Зое:
«Он закрылся в комнате и смотрел сериал на полной громкости, хотя я просила потише. Я сижу в другой и реву, а он как будто не слышит. Даже не подошёл».
Ответ Зои пришёл моментально:
«Игнор — это форма насилия. Не прогибайся. Не готовит себе? Не готовь ему! Поймёт, кто в доме человек».
Раиса попробовала. Не сварила ужин. Муж удивлённо посмотрел на пустую кастрюлю, съел бутерброд и ничего не сказал. Но утром принёс домой пиццу. Съел один. Раиса снова заплакала. Зоя только фыркнула:
«Он тебя дрессирует. А ты — в ответ. Возьми его на слабо. Надень каблуки и скажи, что идёшь на свидание с одноклассником. Посмотрим, как запрыгает».
Раиса не смогла сделать ничего подобного — ей самой от этой идеи стало противно. Но осадок остался. Отношения ухудшались. Однажды, в сильной обиде, она написала:
«Кажется, он меня больше не любит».
Ответ пришёл почти сразу:
«Раиса, милая, это не любовь. Это привычка. А привычка — не повод терпеть. Бросай. Езжай ко мне. Поживёшь, отдышишься, и решим, как тебе быть дальше».
Раиса колебалась неделю. Потом случилась очередная ссора — вроде бы из-за того, что она забыла погладить рубашку, а муж резко бросил: «Ты дома только для мебели!».
Эта фраза стала последней каплей. В этот особенно унылый ноябрьский день, Раиса набралась решимости. Написала Зое:
— Может, мне и правда стоит уехать? Я больше не могу быть с ним. Я как тень.
Ответ был мгновенным:
— Приезжай ко мне. Я помогу тебе всё обдумать. Мы женщины, мы сильные. Вместе справимся!
Она собрала небольшой чемодан, оставила записку, в которой честно написала: «Мне нужно время подумать. Я уехала к подруге». И уехала. К Зое. На автобусе, с комом в горле и дрожью в руках.
Зоя встретила её у автобусной остановки — в резиновых тапочках, с пёстрой сумкой и измазанной в сгущёнке маленькой собачонкой на руках.
— Раечка! — закричала она, размахивая руками. — Сколько же лет, сколько зим!
Раиса растерянно улыбнулась. В голове всё ещё гудел мотор автобуса и слова: «Я уехала. Мне нужно подумать.»
Зоя жила в старенькой двухкомнатной квартире на окраине. Обои отходили от стен, из кухни тянуло гарью, в ванной капала ржавая вода. В углу дивана храпел мужчина в майке с дыркой на груди.
— Это мой Гена, — шепнула Зоя. — Не обращай внимания. Он у меня… своеобразный.
— А он чем занимается? – Поражённая увиденным, спросила Раиса.
— А ничем. Уволился лет пять назад. Говорит, что работа — это для тех, у кого фантазии нет. У него, понимаешь, душа творческая.
Раиса заметила на кухне пустую бутылку из-под дешёвого вина и пепельницу, полную окурков.
— А ты мне говорила, что у тебя всё хорошо… — прошептала она, чувствуя, как по спине пробегает холодок.
Зоя махнула рукой:
— Ну, знаешь… Мы — женщины. Мы терпим. Но ты — ты не обязана! Ты должна жить для себя!
В этот момент из комнаты раздался гортанный голос:
— Зой, где мои носки? Ты опять всё потеряла, балда!
— Ща, Геночка, — отозвалась она ласково, и, повернувшись к Раисе, добавила уже другим голосом: — Ненавижу, гада. Прости, солнце, мне на минутку.
Раиса стояла на кухне, как оглушённая. Она вдруг ясно увидела: перед ней — человек, у которого своя многолетняя война в четырёх стенах. Который вместо счастья предпочёл иллюзии. И советы её были не от мудрости, а от желания хоть кому-то казаться сильной.
— Зоя, — сказала она спокойно. — Спасибо тебе. Правда. Но мне пора.
— Куда? Уже? Так мы ж только… — Растерянно начала Зоя.
— Домой. К мужу.
Раиса вышла, не оглядываясь. На улице пахло холодом, асфальт блестел, и в этом блеске она вдруг почувствовала что-то родное — землю под ногами. Опору.
Борис встретил её молча. Сидел на кухне, резал колбасу.
Раиса села напротив. Смотрела, как он осторожно укладывает кружочки на тарелку, и в первый раз за долгое время захотелось просто — быть. Без слов. Без ультиматумов. Без Зои.
— Прости, — прошептала она. — Я глупости сделала.
Борис кивнул.
— Знаешь… Я тут подумал. Давай купим билеты на юг. Ты давно про море говорила.
Она улыбнулась. А потом расплакалась. И впервые за много лет это были не слёзы обиды — а слёзы, в которых было облегчение, принятие… и любовь.
Аудиостерия тут.
Все рассказы читать можно тут.
История для сайта rasskazer.ru