Таня никогда не была мечтательной дурочкой — это она сама себе твердила каждый раз, когда оставалась одна в съёмной квартире и смотрела на ободранные обои в коридоре. Здесь не было уюта, но зато было безопасно. Мужчины не орали, не швыряли стаканы в стену, не играли в молчаливую обиду — в этом тесном пространстве не было мужчин вообще. До поры.
— Тань, можно у тебя пару ночей перекантоваться? — голос по телефону звучал чуть смущённо, как будто Женя всё ещё сомневался, стоит ли тревожить её.
Таня смотрела в окно и не сразу ответила. В трубке послышалось дыхание. Она вспомнила, как он однажды спас её от приставучего пьяного на вечеринке, как потом провожал домой молча, не согласившись зайти, как вёл себя аккуратно, даже отстранённо. «Не хищник», — подумала она тогда. Это ей нравилось.
— Да, конечно, — наконец сказала она, и вдруг поняла, что уже улыбается. — Только у меня тут не пятизвёздочный отель, предупреждаю сразу.
Женя засмеялся — легко, с каким-то мальчишеским облегчением:
— Мне и раскладушка сойдёт. Я ж не привередливый.
Он пришёл с рюкзаком, без лишнего багажа, как человек, которому некуда идти, но он старается держать спину прямо. Таня впустила его, вытерла руки о кухонное полотенце и указала на ванную:
— Душ — туда. Тапки — в прихожей. Кофе хочешь?
Он кивнул и не спросил, молотый или растворимый, просто доверился. Она поставила чайник, отметив про себя, как естественно он вписался в её пространство: не лез, не суетился, не трогал лишнего. Просто сел у стола и стал наблюдать.
— Спасибо, что приютила, — тихо сказал он, когда в чайнике закипела вода. — Вечно у меня всё не как у людей – девушка выгнала. Ну, почти. Сказала: «поживи отдельно, подумай». А я понял, что не хочу думать и не хочу к ней возвращаться.
Таня поставила перед ним чашку и присела напротив, внимательно разглядывая его глаза — серые, немного уставшие, с примесью иронии.
— Значит, не сильно любил, — сказала она, чуть склонив голову.
Женя пожал плечами и опустил взгляд:
— А может, просто разлюбил и сам не заметил.
Вечером они сидели на балконе, закутавшись в один плед, хотя ещё не было и октября. Ветер гулял меж крыш, и было уютно, как бывает только у людей, которым нечего делить. Таня рассказывала о своей работе в типографии, о капризных клиентах, которые всегда приходят к закрытию. Женя слушал, кивал, иногда усмехался. Он не перебивал — Таня это сразу оценила.
— Останься подольше, — вдруг сказала она, сама удивившись своему тону. — Не спеши. Может, тебе здесь будет спокойнее.
Женя посмотрел на неё внимательно, как будто заново увидел.
— Ты уверена? Я ведь сожитель, а не кавалер.
Он сказал это без издёвки, без обиды, но Таня всё равно слегка вздрогнула. Она вдруг поняла, что не хочет, чтобы он чувствовал себя здесь временным.
— Ты просто человек, которому сейчас нужно немного тепла, — ответила она, глядя на него через край чашки. — А я — человек, который может этим теплом поделиться.
Женя остался сначала на пару ночей, потом ещё на неделю. Таня почти не замечала, как изменилась атмосфера в её квартире. Вещи его будто сами нашли себе место: рубашка висела на крючке у шкафа, бритва лежала рядом с её щёткой, в ванной появилось мужское полотенце — зелёное, ворсистое, пахнущее чем-то терпким и немного дымным. Он не требовал внимания, не пытался доминировать, просто жил рядом.
Иногда они просыпались одновременно и варили кофе на двоих. Женя любил делать бутерброды с жареным яйцом, а Таня каждый раз морщилась, но ела — с усмешкой, потому что ей нравилось, как он с серьёзным видом намазывает масло, словно выполняет важную миссию.
— Я вчера тебя не разбудил, когда пришёл? — спросил он как-то утром, сев на край её половины кровати с ещё тёплой чашкой кофе.
Таня повернулась к нему, подложив руку под щёку.
— Нет. Я вообще спала, как убитая. Ты ведь как мышь входишь — ни скрипа, ни света.
Женя хмыкнул и протянул ей чашку:
— Ну, я же сожитель. Стараюсь быть максимально бесшумным.
Таня усмехнулась, но где-то внутри что-то сжалось. Это слово — «сожитель» — начинало звучать как напоминание о временности. Будто он здесь не по любви, а от безысходности.
На работе Таня ловила себя на мысли о нём чаще, чем хотелось бы. Что он делает? Обедал ли? Не скучно ли одному в четырёх стенах? Она заметила за собой странную вещь — ей хотелось возвращаться домой. Не просто потому, что там тепло и тихо, а потому что там Женька, который иногда смотрит в окно, пока она разувается, а потом встречает её словами:
— Как день? Не убила никого?
Он говорил это с привычной полуулыбкой, но с настоящим интересом в глазах. Таня отвечала сухо, а потом расплывалась в улыбке, чувствуя, как уходит напряжение.
Однако в последние дни Женя стал больше молчать. Он подолгу сидел с ноутбуком, надев наушники, и хмурился, читая что-то на экране. Когда Таня спрашивала, он отмахивался.
— Рабочие мелочи. Не парься.
Она пыталась не париться, но не получалось. В голове крутились догадки, среди которых особенно противной была одна – а не собирается ли он уйти? Или, что хуже, вернуться к той девушке, что его выгнала?
Однажды вечером, уже ближе к полуночи, Женя вернулся позже обычного. Таня не спала, лёжа с книгой и в который раз перечитывая одну и ту же страницу. Щёлкнул замок, в прихожей послышался его голос:
— Я купил твои любимые круассаны с вишней.
Она вышла ему навстречу босиком, кутаясь в тёплый плед. Он стоял, держа маленький бумажный пакет и выглядел немного уставшим.
— Где ты был? — спросила Таня, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
Женя пожал плечами и посмотрел в сторону кухни:
— Заезжал к знакомому. Помог кое-что починить по сантехнике.
Таня кивнула, но внутри что-то не отпускало. Ложь — пусть не прямая, но чувствовалась. Она знала, как человек говорит, когда не договаривает.
— Ты не обязан отчитываться, — сказала она чуть позже, когда они пили чай. — Просто иногда я переживаю.
Женя посмотрел на неё с удивлением, будто только сейчас понял, что она даёт ему больше, чем просто кровать и еда.
— Прости, — произнёс он, положив руку на её ладонь. — Я не хотел, чтобы ты волновалась, честно. Просто не всегда хочется говорить, когда сам ещё не разобрался.
Она слушала его и видела, как он уходит в себя. Вежливо, мягко, как человек, который не хочет причинить боль, но уже чувствует, что его путь лежит в другую сторону.
В ту ночь он не обнял её. Заснул, отвернувшись к стене. А Таня лежала с открытыми глазами, глядя в потолок, и впервые за всё время подумала: может быть, он действительно всего лишь сожитель. Временный, как арендатор уюта, который она невольно ему предоставила.
Женя всегда умел быть незаметным. В детстве это было способом выжить — мама пила, отчим кричал, а потом вдруг становился слащаво-нежным, и это пугало сильнее любого ремня. Он знал – чем тише себя ведёшь, тем меньше шанс нарваться. С годами это стало привычкой — быть вежливым, уместным, не навязываться. Даже в любви он никогда не был ярким. Он скорее был удобным.
***
Когда он начал встречаться с Леной, думал, что всё идёт как надо. Она была красивая, холодная и с идеальной причёской даже в дождь. Женя старался быть нужным, чинил кран, нёс пакеты, забирал её документы из офиса. Она смотрела на него, как на помощника, и только иногда целовала — быстро, будто из вежливости. Всё больше разговоров сводилось к тому, что ему нужно зарабатывать больше. Он пытался, брал подработки, но вечно чувствовал, что чего-то не хватает. Возможно, любви.
Когда Лена в очередной раз выставила его вещи в коридор, не устроив скандала, а просто написав сообщение: «Ты хороший, но я устала», он не стал спорить. Просто взял рюкзак, куртку и вышел. А потом позвонил Тане.
Теперь, когда он жил у неё, Женя чувствовал двойственность. С одной стороны, Таня была тёплая, настоящая, с ней было легко. Она не пыталась переделать его, не просила отчётов, не намекала на перспективу. А с другой — именно это и пугало. Всё шло слишком спокойно. Он начал думать, что не заслужил такого отношения, что это обязательно закончится, как всегда.
— Жень, у тебя всё хорошо? — спросила Таня однажды вечером, заметив, как он трёт виски и сидит за ноутбуком уже третий час.
Он закрыл крышку и посмотрел на неё внимательно, будто решал, говорить ли правду.
— Мне предложили работу в другом городе, — сказал он наконец, не отводя взгляда. — Неплохая зарплата, проживание оплачивают. Думаю, стоит поехать.
Таня кивнула. Лицо её оставалось спокойным, но в глазах мелькнула тень. Она молчала несколько секунд, потом заговорила медленно, будто выбирая слова, чтобы не сорваться.
— А ты решил уехать без прощания? Или всё же хотел сказать, но в последний момент?
Женя опустил голову, виновато провёл рукой по шее, как делал всегда, когда не знал, что ответить.
— Я пока не решил точно. Просто думаю. Мне бы разобраться в себе.
Таня вздохнула и встала из-за стола. Она прошлась по комнате, подбирая с пола его рубашку и кидая на спинку стула. Движения её были быстрыми, почти резкими.
— А со мной не надо разбираться, да? Я тут как временный пункт? Передышка?
Он встал тоже, шагнул к ней, хотел обнять, но Таня отстранилась.
— Нет. Ты не как передышка, — сказал он хрипло, с искренностью, которая прозвучала беззвучным ударом. — Просто я боюсь когда рядом тепло, я не верю, что это надолго.
Она повернулась к нему и посмотрела в упор, скрестив руки на груди.
— А ты попробуй. Не уходи. Не принимай решение только потому, что боишься снова быть ненужным.
Женя стоял и молчал. Он не знал, как объяснить, что за этим страхом целая жизнь — с недолюбленными годами, с усталым сердцем, с привычкой всё терять.
Ночью он не спал. Лежал на спине, глядя в потолок, пока Таня дышала рядом ровно, с тихими всхлипами — может, это был сон, а может, боль. Женя знал: если он уйдёт, она не удержит. Не потому, что равнодушна, а потому что сильная. А ему всегда было проще быть рядом с теми, кто держится за него. Таня же держалась за себя.
Она проснулась от звука капающей воды на кухне. Оказалось, что кран снова дал течь — Женя пару недель назад его подкручивал, но всё-таки не до конца решил проблему. Она закрутила вентиль и осталась стоять у раковины, прислушиваясь к тишине. В комнате Женя спал, уткнувшись в подушку. Он выглядел спокойным, но Таня знала: это затишье, за которым либо шторм, либо уход.
На работе она не могла сосредоточиться. Буквы расплывались перед глазами, клиенты раздражали, а телефон молчал — Женя не написал и не позвонил. В обед она вышла с Лерой, своей давней подругой, в соседнюю кофейню.
— Ну, рассказывай, — потребовала Лера, стягивая перчатки. — Чё ты вся серая такая? У тебя мужчина дома, а ты как будто на похоронах собственного счастья.
Таня усмехнулась, но устало. Она перемешивала капучино ложкой, хотя не добавляла сахара.
— Он собрался уезжать, — сказала она наконец. — В другой город. Там работа хорошая. А я его не держу. Но не знаю, как себя чувствовать. Будто он уже попрощался внутри, а я всё ещё цепляюсь.
Лера молча кивнула, сдерживая резкость. Она всегда была прямой, но умела подождать нужного момента.
— А ты хочешь, чтобы он остался? — спросила она спокойно, глядя в окно.
Таня пожала плечами, потом посмотрела подруге в лицо и сдавленно выдохнула:
— Я хочу, чтобы он хотел остаться, причём без моего давления. Чтобы выбрал меня, а не просто крышу над головой.
Лера кивнула и откинулась на спинку стула.
— Слушай, Тань, ты всё время ждёшь, что тебя выберут. А сама выбираешь кого-нибудь? Или просто ждёшь, кто рядом окажется?
Таня опустила глаза. Вопрос задел, Лера попала прямо в точку.
— Вот именно, — продолжила Лера, уже мягче. — Если хочешь с ним быть – скажи. Не мямли, не жди, пока он сбежит, чтобы потом страдать, что не удержала. А если не хочешь — так и скажи, а потом выгони. Но только не вот это: «Я не держу».
Они посидели молча ещё немного, потом Лера вдруг улыбнулась:
— Кстати, он мне нравится – не наглый, глаза как у пса, который всё время ждал, что его бросят. Только будь осторожна, ладно? Некоторые псы умеют кусаться, когда привыкают к свободе.
Когда Таня вернулась домой, Женя мыл полы. В рубашке с закатанными рукавами и босиком. На плите что-то варилось — суп, судя по запаху. Она прислонилась к дверному косяку и смотрела, как он двигается: сосредоточенно, старательно, будто в этом весь смысл его существования здесь.
— Мы с Лерой сегодня говорили о тебе, — сказала она, не поднимая голоса.
Женя обернулся, выпрямился, стянул с рук резиновые перчатки.
— Много хорошего нашли? – Без особого любопытства спросил Женя.
— Много точного, — ответила Таня и прошла на кухню. — Она сказала, что ты похож на того, кто всё время ждал, что его бросят. А теперь боится, что это снова случится.
Он молчал, поставив швабру в угол.
— Я не хочу быть твоей передышкой, Женя, — произнесла она, и голос дрогнул. — И не хочу, чтобы ты жил здесь из вежливости. Мне нужно знать — ты здесь потому, что хочешь быть со мной? Или потому что тебе некуда было идти?
Он подошёл ближе. Смотрел в глаза, как будто пытался найти в них выход из ловушки, в которую загнал сам себя.
— Сначала — потому что некуда, — признался он хрипло. — А теперь — потому что мне хочется быть здесь и с тобой. Но я не умею это нормально говорить. Всегда кажется, что скажу — и испорчу всё.
Таня кивнула. Слова были важны, но она слышала больше — напряжение в его голосе, сбитое дыхание и взгляд полный тревоги.
— Тогда оставайся. Но не как квартирант и не как гость. А как человек, который может не прятаться. Тут не клетка, Женя. Здесь — мы.
Он кивнул, не отвечая, но подошёл ближе и обнял её. Крепко, по-настоящему, а не как раньше — осторожно и с оглядкой. И Таня почувствовала: что-то, может быть, впервые, наконец сдвинулось внутри него.
Прошла неделя, а потом ещё одна. Женя остался – не собирал рюкзак, не заглядывал в объявления о съёме, не уезжал на собеседование в другой город. Он стал по-настоящему жить в квартире Тани. Не как сожитель, а как партнёр, с которым обсуждают, что купить к ужину, и кого позвать в гости на Новый год.
Он начал чаще улыбаться. Делал ремонт в ванной, сам вызвался поменять проводку на кухне, подписался на рассылку её типографии, чтобы «понимать, чем ты там вообще занимаешься». Таня наблюдала за всем этим с теплом, но и с осторожностью: что-то в ней не позволяло полностью расслабиться. Слишком часто в её жизни тепло означало подготовку к очередному холоду.
Однажды вечером, когда за окнами лил нескончаемый дождь, они сидели на диване под одним пледом и смотрели старый фильм. Таня смеялась — не громко, но искренне. Женя обнял её за плечи и, наклонившись ближе, вдруг прошептал:
— Я каждый день жду, когда ты скажешь, что устала от меня.
Она замерла. Потом откинулась немного назад, чтобы видеть его лицо, и произнесла серьёзно, с предельной ясностью в голосе:
— Женя, я не Лена – я не кидаю людей, когда мне становится неудобно. Если что-то пойдёт не так — мы будем говорить. Но ты должен понять: я не вытягиваю отношения одна. Если ты снова закроешься в себе, я не стану стучаться в твою дверь вечно.
Он кивнул, как человек, который слышит не впервые, но только сейчас осознал сказанное.
— Я стараюсь, — сказал он негромко. — Я правда хочу быть здесь. Просто иногда внутри как будто кто-то шепчет: «Ты здесь временно. Не привыкай». Я с этим борюсь.
Таня погладила его по щеке. Долго, тепло и без слов. Иногда молчание значило больше, чем сотня объяснений.
Весна пришла неожиданно. Сначала — запахом земли из-под подтаявшего снега. Потом — солнцем, которое не просто светило, а ещё и грело. И наконец — известием, которое Таня прочитала в полный голос, сидя на том же диване, где они теперь проводили почти каждый вечер.
— Женя, меня повысили. Теперь я буду не просто дизайнер, а ведущий специалист. Буду вести клиентов от идеи до печати. Зарплата — больше, график — гибче.
Он вскочил, поднял её на руки и закружил. Смеялся, как ребёнок. Глаза его блестели от радости, и в этот момент Таня поняла: теперь он не просто гость в её жизни. Он — часть её праздников, побед, будней и тихих вечеров.
Но через три дня он получил письмо. Работу в другом городе не закрыли. Более того — предложили больший оклад и служебную квартиру. Он молчал до вечера, потом признался:
— Мне снова предложили уехать. Теперь условия ещё лучше. И я не знаю, что ответить.
Таня не говорила ничего почти минуту. Потом поднялась, прошлась по комнате, остановилась у окна спиной к нему произнесла:
— Значит, всё ещё не знаешь, что тебе важнее?
Женя встал, подошёл к ней, но не прикасался. Смотрел, как она стоит в тонком свете, будто сама сделалась частью этого мартовского рассвета.
— Я боюсь, Тань. Если я откажусь, а у нас не сложится, я останусь ни с чем. А если уеду и пойму что потерял, тогда будет поздно.
Она обернулась. Смотрела на него спокойно, как смотрят те, кто уже пережил одно предательство, но всё равно научились снова верить.
— Женя, если ты уедешь, я не буду держать. Я не та, кто будет плакать в дверях и просить остаться. Но если ты останешься — не просто физически, а по-настоящему, тогда, может, у нас вместе получится всё, чего мы боялись по отдельности.
Он смотрел на неё долго. Потом отошёл к столу, взял телефон и смахнул уведомление, не открывая письмо. Улыбнулся и спокойно сказал:
— Я уже выбрал.
Прошло полгода. Квартира теперь выглядела иначе. На стенах — фотографии, на полке — две чашки, одинаковые, с их инициалами. У Жени появилась работа — скромная, но любимая. У Тани — новый проект, требующий поездок и встреч. Они спорили, мирились, планировали отпуск, заводили общих друзей. Никто не называл его больше сожителем. Потому что он стал тем, кто не просто жил рядом, а жил вместе. По-настоящему, потому что они так решили, по любви.
Аудиоистория тут.
Читать все рассказы из жизни людей.
История для сайта rasskazer.ru