Марина не любила семейные вечера. Даже не потому, что они были скучными или шумными — просто каждый из них как будто напоминал ей, кем она не стала. За этим столом все были кем-то: старший брат Виктор— уверенным инженером с машиной и ипотекой, мама — вечно уставшей, но довольной своей «правильной» старшей дочерью, и, конечно же, София — старшая сестра, которая всегда делала всё как надо. Всё, кроме одного, как теперь казалось.
Марина зашла в квартиру последней. На часах — без десяти семь, на губах — лёгкий блеск, в руках — тортик, купленный по дороге.
— О, живая! — воскликнула мама из кухни. — Мы уж думали, не доедешь.
— Пробки, — коротко ответила Марина, не вдаваясь в подробности. Она разулась, поставила коробку с тортом на стол и обернулась, чтобы поздороваться с остальными.
И в этот момент увидела его. Он стоял у окна, чуть повернувшись к ней, с бокалом в руке. Спокойный, сдержанный, слегка растерянный — будто не знал, как на неё смотреть. И, кажется, не знал, увидит ли он в её глазах облегчение, злость или что-то совсем другое.
— Привет, — сказал он, и голос у него чуть заметно дрогнул.
— Привет, — ответила она, стараясь улыбнуться.
Губы послушались, а вот сердце — как будто сжалось и ударилось обо что-то старое, забытое, но не стёртое.
— Марин, познакомься с Антоном? — София вышла из комнаты с тарелками и, будто между делом, приобняла мужчину за плечо. — Мы вместе, я тебе по телефону рассказывала.
— Да, рассказывала. — Марина кивнула, поставила сумку на стул и всё же поймала взгляд Антона. Он смотрел на неё. Не так, как на сестру своей девушки. Совсем не так.
На ужине всё было внешне спокойно. Марина шутила, Виктор и София смеялись, мама подливала вино, а Антон вёл себя идеально — вежливо, уместно, местами даже мило. Только Марина никак не могла не заметить: он слишком часто смотрит в её сторону. Словно вспоминает. Словно сравнивает.
Она тоже вспоминала. Вспоминала, как в один вечер, пять лет назад, она встретила его в книжном. Как они проболтали два часа прямо в кафе. Как он тогда сказал: «Ты умеешь быть — не как все», и как она, впервые за долгое время, поверила, что может кому-то понравиться — не за успехи, не за внешность, а просто так.
Тогда всё оборвалось быстро. Они встречались пару недель, потом он внезапно уехал — командировка, работа, срочность. Обещал вернуться и позвонить. Не позвонил. Она тогда решила что он просто исчез – не выдержал или не заинтересован. И старалась не держать зла.
Но теперь он сидел рядом с её сестрой, держал её за руку. И смотрел на Марину так, будто это она — та, кого он не забыл.
Позже, когда гости разошлись, а мама ушла спать, София и Антон остались на кухне. Марина собиралась уже уходить, но, проходя мимо, услышала их смех. Осталась в прихожей, задержалась, прислушалась.
— Всё-таки у тебя интересная сестра, — сказал Антон, негромко. — Умная. И в чём-то очень сильная.
— Да уж, интересная — это мягко сказано, — усмехнулась София. — Мы с ней всегда были разными. Она больше в чувства, а я — в разум. Она всё делает на порыве, а я — степенно. Но она хорошая. Просто не всегда умеет быть рядом.
Марина тихо вышла. Ей не хотелось слушать дальше. Не потому, что обидно, а потому, что больно было осознавать: она не отпустила то, что, казалось бы, уже должно было забыться. И ещё больнее — понимать, что он тоже не отпустил.
***
Марина всегда приходила в комнату Софии украдкой. Тихо, почти неслышно, как мышонок, будто зная, что ей там быть не положено. София училась, уткнувшись в тетрадь, аккуратно подчёркивая формулы линейкой, а Марина крутилась рядом, делала вид, что ищет резинку или карандаш, а на самом деле просто хотела быть там, где тихо, спокойно и серьёзно.
В детстве она часто чувствовала себя лишней — не прогоняемой, не нелюбимой, но всегда и во всём второй. После Софии. Та получала пятёрки, играла на фортепиано, читала толстые книги и не плакала по пустякам. Когда мама говорила: «Бери пример с сестры» — это звучало не как просьба, а как приговор или приказ.
И Марина пыталась. Правда. Она училась шить, записалась в танцы, научилась смешно пересказывать мультики. Ей хотелось, чтобы на неё тоже смотрели с восхищением. Но восхищались всё равно только Софией. Хотя София не просила – у неё получалось просто так.
А в подростковом возрасте стало ещё сложнее. София рано повзрослела — стройная, высокая, с прямой спиной и умными глазами. Марина — более хрупкая, эмоциональная, с постоянной внутренней тревогой, что она до чего-то недотягивает.
Первый мальчик, который позвал Марину в кино, на следующий день подошёл к Софии и спросил, не хочет ли она пройтись после уроков. София вежливо отказалась, даже не посмотрела в его сторону, но Марина помнила — этот взгляд, брошенный вскользь, как будто она — не соперница, а младшая девочка с куклой в руках.
И с тех пор это стало привычным:
– если Марина нравилась кому-то — он вскоре замечал Софию;
– если Марина рассказывала что-то весёлое — рядом появлялась София, и всё становилось серьёзным, правильным и шло словно по нотам.
При этом София никогда не делала ничего злого. Она не обижала, не унижала, не перебивала. Просто была собой, и этого хватало, чтобы Марина ощущала себя чуть меньше. Как будто между ними всегда был тонкий, невидимый забор из чужих ожиданий, в которые одной — удобно вписываться, а другой — тесно дышать.
Но Марина всё равно любила сестру. Искренне. Даже восхищалась ею. Иногда они смеялись до слёз, ели печенье на кухне, обсуждали одноклассников. Только потом, в своей комнате, Марина ловила себя на том, что смеётся чуть громче, чтобы её заметили. Говорит чуть быстрее, чтобы не перебили.
А однажды, на дискотеке, Марина увидела, как София танцует с парнем, который нравился ей самой. Он смеялся, держал Софию за руку, и, возможно, это было всего один раз, один вечер. Но в голове Марины запомнилось, как навсегда: «Снова выбрали её, а не меня».
Теперь, спустя годы, сидя на подоконнике с чашкой кофе и глядя на вечерний город, Марина пыталась понять: когда она впервые начала бороться с Софией? И почему даже сейчас, когда они взрослые, у каждой своя жизнь, она всё ещё внутри себя — девочка, стоящая в тени сестры?
И Антон, который появился в её жизни так легко. Тогда, пять лет назад, когда он ушёл, она решила — это случайность. Теперь же всё иначе. Это не случайность. Это испытание. Или, может быть даже наказание.
И самое обидное — София этого даже не знала. Не знала, что этот мужчина — не просто её нынешний партнёр. А тот, кого Марина однажды по-настоящему ждала.
Они столкнулись случайно. Без подводки, без приглашения, без плана. Просто дождь пошёл неожиданно рано, и Марина, не дождавшись такси, юркнула в кафе рядом с офисом. Маленькое, которое было местом, где обычно все сидят скрытые от мира, поодиночке, с ноутбуками или книгами.
Он сидел у окна. С тем же американо, с таким же нахмуренным лбом, будто думал над чем-то личным, сложным, безрадостным.
Марина хотела развернуться и уйти. Но он уже поднял глаза. Увидел. Узнал. Улыбнулся — не широко, а мягко, будто рад, но не уверен, имеет ли право.
— Ты ведь Марина? — спросил он с тёплой нерешительностью.
Она кивнула. Подошла. Осталась стоять у стола.
— Садись, если не спешишь. Тут кофе неплохой, — сказал он, и его голос был точно таким же, каким она запомнила: бархатный, но с лёгкой хрипотцой.
Она села. Взяла меню, чтобы занять руки.
— Не знала, что ты работаешь в этом районе, — проговорила она нейтральным тоном.
— Недавно. София разве не рассказывала?
Марина покачала головой. Она старалась дышать ровно, не смотреть в глаза. Но всё в нём — осанка, голос, даже то, как он поправлял манжет рубашки — всё било по памяти.
— Как у тебя дела? — спросил он после паузы.
Она посмотрела на него внимательно. Неужели он не помнит? Неужели для него это действительно было просто случайное знакомство?
— А ты помнишь, как мы тогда с тобой гуляли? Осень была. Бульвар. Ты рассказывал про музыку, про то, как хотел выучиться на звукорежиссёра.
Он нахмурился. Ненадолго. Потом кивнул, будто стряхивая с себя что-то туманное.
— Господи… — он вдруг тихо засмеялся. — Ты ведь тогда была с чёлкой. Совсем другая. Честно? Я думал, это была София. Вы так похожи.
Марина застыла. Он говорил спокойно, даже с улыбкой. Не со злобой, не с желанием задеть — он правда не знал.
И она вдруг поняла: он не помнит её. А если и помнит, то не так, как она помнила его. Он влюбился в кого-то, кого придумал. И теперь думает, что этой кем-то была София.
— Это была я, — сказала Марина глухо. — Тогда. В тот день в том кафе, на том бульваре. Всё это — со мной.
Антон побледнел. Он опустил взгляд. Потом снова посмотрел на неё — уже по-другому. И в этом взгляде была и неловкость, и сожаление, и неуверенность, как будто мир у него в голове вдруг треснул.
— Прости. Это всё как будто в тумане. Я помню чувства. Помню, что было легко и смешно. Помню, что хотелось продолжения. Но я уехал, и всё забылось, как будто не по-настоящему было. А теперь…
Он не договорил. И не надо было.
Марина встала. Не резко, а даже как-то подчёркнуто спокойно. Как будто внутри всё уже устоялось.
— Я не злюсь. И не требую ничего. Просто хотела, чтобы ты знал.
— Я тебе очень благодарен. И — прости. – Сбивчиво продолжал Антон.
— Всё хорошо, Антон. Правда.
Она вышла из кафе, не оглядываясь. И только на улице позволила себе вдохнуть глубже, чем нужно. Пальцы дрожали. Внутри всё клокотало. Он не знал. И теперь знает. И это почему-то было больнее, чем если бы он забыл нарочно.
Вечером, спустя пару дней после той встречи в кафе, Марина сидела на балконе с чаем и притворялась, что всё в порядке. На телефоне мигали сообщения — что-то от подруг, реклама, погода. Она смотрела в город, где мерцали огни, и ловила себя на ощущении, что всё как будто замерло, как будто остановка сердца или пауза судьбы.
Она понимала: София ничего не знает. Ни про то, что Антон тогда спутал сестёр, ни про то, что воспоминания эти были для Марины — не просто эпизодом. А ещё она знала: эта ложь молчания — её собственный выбор.
Поздно вечером раздался звонок. Это была София.
— Привет. Не занята? – Бодро спросила она.
— Нет, — Марина встала, прикрыла балконную дверь, пошла на кухню. — Что-то случилось?
— Можно я приеду? Хочу поговорить. Просто так, без повода.
Через сорок минут София уже сидела на её кухне. Без макияжа, с чуть растрёпанными волосами, в куртке, которую Марина хотела себе, но сестра успела купить первая. И выглядела она сейчас не как уверенная старшая сестра, не как пример для подражания — а как женщина, у которой что-то сломалось внутри.
— Ты знаешь… — начала она, обнимая пальцами кружку с чаем, — иногда мне кажется, что я всё делаю правильно, а всё равно остаюсь одна. Постоянно. Внутри. Даже с мужчиной рядом — как будто пусто.
Марина молчала. Она слушала. Просто слушала.
— Антон хороший, понимающий. Он не кричит, не спорит, не пропадает. Но знаешь… — София посмотрела в окно, — я всё жду, что и он уйдёт. Как все. Только теперь я уже не девочка, чтобы начать сначала. Мне тридцать пять, Марин. Я устала быть сильной. Я не хочу проиграть ещё раз.
— Ты же никогда не проигрывала, — тихо сказала Марина, хотя язык не поворачивался.
— Проигрывала. Просто молча. Так, что никто не замечал. — Она усмехнулась, но с горечью. — Когда папа уехал, я взяла всё на себя. Когда мама обессилела, я тащила на себе быт. Когда ты срывалась — я молчала, сглатывала. У меня не было времени на себя и свою личную жизнь. Поэтому и романы были, но заканчивались ничем. И знаешь, я бы всё это снова сделала, только если бы знала, что в итоге не останусь одна.
Марина откинулась на спинку стула. У неё внутри всё дрожало. София — её идеальная, собранная, непоколебимая София — сейчас была маленькой, испуганной и ранимой.
— Ты боишься потерять его? — спросила она, не глядя в глаза.
— Не знаю. Боюсь, что он однажды выберет не меня. Боюсь, что в нём есть какая-то часть, которую я не вижу. Что кто-то может быть ему ближе.
— А если так и есть? – Спросила Марина и чуть вздохнула.
София долго молчала. Потом, еле слышно сказала:
—Я иногда это чувствую. Но если бы ты знала, как мне страшно оказаться лишней.
Они замолчали. Кухня наполнилась тишиной и чаем с мятой.
Марина встала, пошла в ванную, открыла воду — просто чтобы остаться одна на минуту. Смотрела на себя в зеркало, как будто пыталась решить: что ей делать с тем, что она знает? С тем, что в Антоне всё ещё живо то, что было с ней?
Она знала, что София бы не простила. Никогда. Если бы всё было наоборот — если бы это Марина была в отношениях, а София полюбила того же мужчину — София не позволила бы себе предательство. Не потому что так надо, а потому что у неё внутри было это странное — болезненное — чувство обязанности быть правильной.
И в этом была их разница. Марина любила — как чувствовала. София — как умела.
Позже, провожая сестру, Марина смотрела ей вслед и думала: Если бы я была другой, то могла бы отпустить, как она бы сделала. Но я не такая и я — всё ещё люблю его.
***
Сначала она думала, что не пойдёт. Что найдёт причину, откажется, придумает дела. Но потом подумала: если не сейчас — то когда? Эти раздумья появились после того как утром позвонила София и сказала:
— Мы с Антоном вчера ездили к маме. Я задержалась и до сих пор у неё — мы тут решаем её очередной кризис по работе. Я думала, что это ненадолго, но тут конца и края не видно. А Антон забыл тут свой ноутбук. Ты можешь отвезти ему его? Он забыл, а сам приехать не может. Антон сейчас у себя дома.
Марина на секунду зависла. Но ответила спокойно:
— Конечно, отвезу.
И вот она стоит у его двери, долго не нажимает звонок, потом — всё же жмёт. Он открывает почти сразу. Рубашка, закатанные рукава, босиком. Улыбается — чуть растерянно.
— Привет. Не ожидал, что ты согласишься. София говорила, ты занята. – Чуть смущаясь, начал Антон.
— Я не была занята. Просто не была уверена, стоит ли.
Они смотрят друг на друга дольше, чем положено. Потом он отходит в сторону, пропуская внутрь.
— Проходи. Я как раз только чай поставил.
Она ставит ноутбук на стол, снимает пальто, смотрит на знакомые — и такие чужие — стены. Тут ничего не напоминает о Софии – ни одной её вещи, ни фото, ни чашки. И это тревожит.
— Ты живёшь тут один? — спрашивает она.
Он кивает, наливает чай.
— Да. Мы с Софией пока не съехались. Я не тороплю. И она тоже. Мы будто учимся быть вместе. С осторожностью. Как будто оба боимся.
Марина берёт чашку с чаем.
— Ты её любишь?
Он поднимает глаза. Не сразу отвечает. И в этом молчании всё слышно: нет, не так, не так как надо.
— Я стараюсь, — говорит он тихо. — Правда стараюсь.
Марина делает глоток. Обжигает губы. Отставляет чашку.
— Это глупо, Антон. Всё это. И ты, и я, и вот эта странная история, где никто не виноват, но всем больно.
Он подходит ближе, не торопится. Просто становится рядом.
— Я вспомнил всё, что было тогда. Я вспомнил нас. В тот вечер, в кафе, когда ты ушла, как будто включился свет. Я не знаю, как мог спутать вас. Просто я искал образ, а нашёл тебя. Только понял это слишком поздно.
Она не отходит. И он не приближается. Просто — стоят рядом. Дышат. Слишком близко.
— Я не могу, Антон, — шепчет она. — Я не могу причинить ей боль. Я её сестра. И она не простит ни тебя, ни меня. А я всё равно — уже виновата. Потому что я всё это чувствую до сих пор. И не могу не чувствовать.
Он касается её руки – не резко, осторожно. Как будто боится неосторожным движением разрушить и то, что было, и то, что осталось.
— Я не прошу ничего, — говорит он. — Я просто хотел знать, что это было не только во мне.
Она смотрит ему в глаза долго – без слёз, без слов. Просто смотрит.
— Это было. И есть. Но этого не должно быть.
И тогда она делает шаг назад. Медленно надевает пальто и берёт сумку.
— Мне нужно идти.
— Я провожу. – Тут же оживляется Антон.
— Не надо. – Уверенно отвечает Марина.
Она уходит. Без поцелуя, без касания. Только с этим молчанием, в котором всё уже случилось, даже если не было действия.
И на улице, когда обжигающий ветер треплет волосы и врезается в щёки, она чувствует, что теперь всё иначе. Потому что правда — сказала себя сама. И сдержать её уже невозможно.
***
София позвонила рано. Голос — холодный, ровный, словно кто-то поставил в душе перегородку, и теперь эмоции изолированы.
— Нам надо поговорить, — сказала она.
Марина молча согласилась. Она знала: это — оно. Больше не спрячешь и больше не отмолчишься.
Они встретились в том же кафе, где когда-то в студенчестве подрабатывала на выходных София, а Марина забегала «на чай». Иронично. Будто круг замкнулся.
София пришла первая. Сидела за столиком у стены, руки скрещены на груди, взгляд — мимо окна. Когда Марина подошла, она не встала.
— Привет, — тихо сказала Марина.
— Садись, — прозвучало в ответ.
Не «привет». Не «как ты». Только сухое и безэмоциональное — садись.
Марина села. Смотрела в чашку, которую официантка поставила перед ней и ничего не говорила.
— Он признался, — первой заговорила София. — Сказал, что вы виделись. Сказал, что спутал нас тогда. Пять лет назад. Сказал, что помнит всё. И что всё было не со мной.
Марина не перебила и не извинилась, а просто кивнула.
— Почему ты ничего не сказала? — голос у Софии дрогнул. — Почему молчала? Почему продолжала смотреть мне в глаза и молчать?
— Потому что я не знала, как. — Сказала Марина и подняла глаза. — И потому что знала — ты не простишь. Ни слова, ни взгляда, ни факта того, что он когда-то был со мной.
София медленно кивнула. Она не плакала. Но в её глазах что-то сжималось и будто умирало.
— Ты думаешь, мне больно только из-за него? Нет. Мне больно от того, что снова делаешь всё по-своему и ранишь меня. Даже после того, как я поделилась с тобой своими страхами и буквально душу вывернула перед тобой. Ты врываешься туда, где всё вроде бы уже моё и пытаешься всё испортить. – Громким шёпотом сказала София.
— Я не врывалась, — Марина говорила спокойно. — Я просто однажды не смогла забыть. Он был первым, кто увидел во мне что-то. Не в сравнении с тобой, а во мне. И когда я увидела его с тобой — я молчала. Потому что не могла ничего сделать. Но я чувствовала. Всегда. Даже когда старалась не мешать.
— А теперь — мешаешь. — Голос Софии стал твёрже. — Ты понимаешь, Марина, что сейчас ты выбрала себя? Не меня, не нас, а себя.
Марина сжала пальцы на коленях. Да, именно так. Она выбрала себя, причём впервые.
— Да. Выбрала. Потому что всегда выбирали тебя – везде и всегда. И я тоже. Но один раз в жизни я решила, что тоже имею право. Хоть на что-то и хоть на кого-то.
София медленно отодвинула чашку.
— Ты никогда не сможешь быть со мной рядом после этого. Ты знаешь?
— Я знаю, — прошептала Марина. — Но я и не рядом. Я — за твоей спиной. Всю жизнь. И, может быть, пора это менять.
Они замолчали.
Потом София встала, достала из сумки платок, оставила его на столе — жест, словно беззвучное прощание.
— Ты думаешь, я не любила его? — спросила она на прощание.
— Думаю, любила. Но не так, как я. – Твёрдо ответила Марина.
София кивнула. Не соглашаясь, но понимая.
— Ты выбрала себя. Посмотрим, что останется, когда это перестанет быть достаточным.
После этих слов она ушла и даже не обернулась.
Марина осталась сидеть за столиком с глазами, полными слёз, но с сердцем, которое впервые не в тени.
После разговора с Софией у Марины было странное ощущение: будто внутри что-то разом оборвалось, а потом — наступила тишина. Не пустота, а тишина. Как в комнате, где кто-то только что громко плакал, а потом — вышел, захлопнув дверь.
Антон не звонил три дня. Она не звонила тоже. Он, наверное, всё объяснял, обдумывал, возможно — выслушивал Софию, возможно — пил, смотрел в потолок, ругался сам с собой. А может быть просто жил, как будто ничего не случилось.
На четвёртый день — звонок. Марина не удивилась. Он не стал рассыпаться в объяснениях. Только спросил:
— Можем встретиться? Пять минут. Пожалуйста.
Они встретились в парке на скамейке, где было холодно, пусто и по-осеннему мокро. Словно сама природа решила: будет честно, если всё пройдёт без романтики.
Он сел рядом. Без привычной уверенности, без желания всё «разрулить». Просто — рядом.
— Я всё испортил, да? — спросил он.
— Думаю, это испортилось до тебя. Просто ты оказался в нужном месте в нужное время. Или — в ненужном.
Он кивнул, помолчал, а потом заговорил, и в голосе его не было ни растерянности, ни нежности — только усталость и, как показалось Марине, какая-то обречённая честность.
— Марин, я должен тебе сказать правду. Не ту, что приятно слушать, а ту, которая просто есть. Тогда, пять лет назад, когда мы встретились, у нас всё складывалось легко, почти волшебно. И это меня испугало. Ты — слишком непостоянная, слишком быстрая, слишком не по сценарию. Я чувствовал, что влюбляюсь, но в то же время — что теряю почву под ногами. А я не умею так. Мне нужна определённость, понятность и порядок.
Он глубоко вдохнул.
— Я уехал не по работе, а просто сбежал. Потому что понял, что быть с тобой — это роман, страсть, огонь. А мне, наверное, нужен не огонь, а тепло – надёжное и спокойное.
Марина слушала, не двигаясь. Она уже почти знала, к чему всё идёт, но всё равно хотела услышать до конца.
— С Софией мне спокойно. С ней всё чётко, без всплесков и без рывков. Она — та женщина, с которой я могу строить жизнь, стариться и просто быть. И я это понял только теперь — когда чуть не потерял её.
Он обернулся к Марине, впервые за весь разговор посмотрел прямо в глаза.
— Я сожалею, что всё рассказал ей. Но я не мог больше скрывать. И я сделаю всё, чтобы вернуть её. Потому что, как бы ни звучало это для тебя — она и есть моё счастье. Моя женщина.
— Понимаю. – Коротко ответила Марина и выпрямилась. Ни одна мышца на её лице не дрогнула.
— Мне жаль, если я сделал тебе больно. Но, пожалуйста, не мешай нам больше. Прошу.
Она кивнула в ответ медленно, почти машинально.
— Не буду.
Они посидели ещё немного в тишине. Он думал, что она вот-вот заплачет. А она просто смотрела на клумбу и пыталась почувствовать хоть что-то. Но не было ни злости, ни разочарования, ни даже боли.
Была только тишина. Та самая — после слез, которых не будет.
— Прощай, Антон, — сказала она. Без дрожи в голосе.
— Прощай, Марина.
Он встал и ушёл. Без оборачивания, без медленного ухода, без сигнальных жестов. Просто ушёл.
А она осталась. На той же скамейке. С тем же небом над головой. Только теперь оно было без вариантов.
***
Они не виделись почти полгода. София вернулась к работе, начала жить в новом ритме, медленно, но уверенно возвращаясь к себе. Антон был рядом. Он приходил не с цветами и обещаниями, а с простыми делами: чинил кран, ждал у офиса, забирал с вокзала. Он не клялся, но был. И этого оказалось достаточно. Не для сказки, а для жизни.
Марина тоже жила – без драм, без бегства и пафоса, а просто и по-настоящему. Она не пыталась забыть и не пыталась заменить.
Они встретились в кофейне совсем случайно. Марина заказала капучино на вынос, София сидела за столиком у окна, листала ленту в телефоне. Когда увидела сестру — приподняла брови, но не удивилась, а просто посмотрела.
— Привет, — сказала Марина.
— Привет, — отозвалась София. — Присаживайся, если есть минутка.
Марина села. Они обе были спокойны, почти как посторонние. Но под этой внешней сдержанностью чувствовалась другая плотность воздуха.
— Как ты? — спросила София первой.
— Работаю. Снова рисую. Вспомнила, как это — просто жить. Без оглядки. – Честно ответила Марина.
София кивнула и улыбнулась. И в этой улыбке не было ни снисхождения, ни горечи.
— Он рядом? — спросила Марина, не отводя глаз.
София не сразу ответила. Потом сказала:
— Да. Он рядом. Мы стараемся быть вдвоём, а не встречаться по привычке. Иногда выходит. Иногда — нет. Но я больше не жду чуда. Я просто принимаю его таким, какой он есть.
Марина долго молчала. Потом тихо сказала:
— Значит, всё правильно. Значит, вы друг для друга.
София посмотрела ей прямо в глаза.
— Ты всё равно не смогла украсть у меня счастье.
Марина улыбнулась.
— Я и не крала. Я любила.
София ничего не ответила. Только кивнула. И в этом кивке было всё: прощение, понимание, признание боли, которую обе прошли — каждая по-своему.
Когда Марина ушла, она не оглянулась. И впервые за долгое время почувствовала, что жизнь не закончилась, а просто — стала другой.
Аудиоистория тут.
Читать все рассказы из жизни людей.
История для сайта rasskazer.ru