Город встретил Всеволода тёплым ветром и запахом пыли, которую сдувало с потрескавшегося асфальта. Он стоял у подъезда дома, где когда-то проходило его детство, и испытывал странное чувство — будто всё осталось на месте, но одновременно с этим изменилось до неузнаваемости. Те же облупленные стены, те же чугунные перила с вмятинами, знакомые на ощупь, и даже запах в подъезде был всё тот же — смесь старого лака, сырости и чужих ужинов. Только он сам был теперь другим: с дипломом международного университета, опытом работы в стартапе, который не выстрелил, и с внутренней усталостью, которую не смыть ни морями, ни новыми странами.
Всеволоду было двадцать восемь. За плечами — почти десятилетие жизни за границей. Сначала мать развелась с отцом, потом сразу после окончания 11 класса переезд к отчиму на другой конец карты, потом адаптация, учёба, первые попытки взрослой жизни. А теперь он вернулся. Вернулся не потому, что не сложилось, а потому, что почувствовал – пора. Отец умер, оставив ему в наследство двухкомнатную квартиру в родном городе. Этого оказалось достаточно, чтобы купить билет и повернуть ключ в старом замке.
Он поднимался по ступенькам, как когда-то, когда бежал с другом Матвеем из школы, чтобы успеть на мультики. И — как в детстве — на третьем этаже вдруг распахнулась дверь. Из неё вышел высокий, немного сутулый парень с тяжёлым пакетом в руке. На мгновение их взгляды пересеклись, и оба застыли.
— Сева? — с лёгким недоверием спросил мужчина, всматриваясь в черты лица, в которых всё ещё угадывался тот самый мальчишка с торчащими ушами и вечной улыбкой. — Это ты?
— Матвей?.. — голос Всеволода дрогнул, но лицо тут же расплылось в улыбке. — Ты что, серьёзно?! Да ты не изменился почти!
Матвей рассмеялся, поставил пакет на ступеньку и с силой обнял друга. Они говорили одновременно, перебивая друг друга, вспоминая школьные проделки, старого дворника с кличкой Карлсон, соседскую собаку, которая гонялась за всеми во дворе. Казалось, годы рассыпались, оставив их стоять на этой лестнице мальчишками в грязных кроссовках.
— Слушай, — сказал Сева, когда первый всплеск эмоций чуть поутих, — давай ты ко мне зайдёшь как-нибудь? Сейчас тут кавардак ещё, я только приехал, но через пару дней уберусь, куплю чего к чаю и ты мне расскажешь, как тут всё.
— Давай, — кивнул Матвей. — А я женился, работаю. А ты надолго?
— Да, навсегда, кажется. Хочу тут попробовать открыть своё дело. Как раз планирую обосноваться. А если не получится, то останусь до тех пор, пока не продам квартиру.
Они договорились увидеться в пятницу. Матвей ушёл, а Сева ещё долго стоял у окна в подъезде, глядя, как друг детства исчезает за поворотом. Было странно и приятно одновременно — будто жизнь дала ему второй шанс вернуться к себе прежнему.
Вечером в пятницу в квартире уже пахло кофе, яблоками и свежей выпечкой. Сева накрыл скромный стол, достал из коробки старые фотографии и, устроившись на диване, стал ждать. Матвей пришёл без опозданий. Он улыбался, но в его лице было что-то другое — не то усталость, не то внутреннее напряжение. Сева это сразу заметил.
— Что, работа закрутила?
— Работа напрягает, конечно, но я стараюсь из-за неё не расстраиваться. Меня жена больше беспокоит. — Матвей сел на стул и положил руки на колени. — Я, если честно, не знаю, с чего начать. Рад, что ты вернулся, очень рад. Мне сейчас правда нужен кто-то, с кем можно поговорить, а таковых и не осталось.
Сева сел напротив, чуть наклонившись вперёд:
— Говори, я слушаю.
— Настя… моя жена… мы вместе почти пять лет. Всегда всё было спокойно и хорошо, полное понимание, доверие. А тут она вдруг изменилась. Стала какой-то отстранённой. Постоянно занята, всё время куда-то уходит, иногда вообще отключает телефон. Я сначала думал — просто завал на работе. А потом начал думать, что, может, у неё кто-то есть. Сам себе не верю, но мысли эти не отпускают. Я уже сам себе не рад.
Сева помолчал, переваривая услышанное. Внутри что-то ёкнуло: возвращение домой, встреча с другом, тёплый вечер и сразу — такая тема. Он мог бы отделаться сочувственным кивком, мог бы сказать «разберётесь», но не захотел. Слишком уж искренним был Матвей и слишком родным.
— А я ведь с ней не знаком. – Как-то заговорщицки начал Сева.
— Нет, вы не пересекались. Она переехала в наш город когда ты уже уехал.
— Тогда знаешь что… Давай я попробую узнать, что происходит. Как бы со стороны. Она меня не знает, не заподозрит что я за ней слежу. Если всё чисто — успокоишься. Если нет… ну, по крайней мере, будешь знать правду.
— Ты серьёзно? — Матвей удивлённо вскинул брови
— Абсолютно. Вечером скажешь, куда она обычно ходит, я попробую просто… быть рядом. Своими глазами посмотреть. По-дружески тебе помочь. Мне пока всё равно заняться нечем, так что — считай, мой вклад в восстановление справедливости.
Матвей впервые за вечер улыбнулся по-настоящему.
— Спасибо, Сева, правда. Я уже почти никому не мог рассказать. А тебе — смог.
Сева кивнул. Он не знал, зачем это делает. Может, потому что дружба — это тоже возвращение. А может, потому что что-то в этом предложении было для него самого важнее, чем он успел понять.
В понедельник Всеволод проснулся раньше обычного. Всё внутри было напряжено, как струна. Он сам себе не признавался, что этот странный «поход в разведку» вызывал у него даже азарт — возможно, просто потому что он давно не был втянут в чью-то личную историю, не чувствовал себя нужным кому-то. А может, дело было в том, что после всех этих лет он, наконец, делал что-то не из расчёта, а по зову чего-то почти детского — дружбы, интереса, заботы.
Матвей написал адрес офиса Насти и примерный график, по которому она обычно двигалась: выходила около восьми утра, возвращалась вечером, иногда заходила в магазины, а в последние недели — часто задерживалась допоздна, и именно это тревожило его больше всего.
Сева надел простую куртку, натянул кепку и отправился следить за Настей. Он даже не знал, как именно будет себя вести — просто собирался понаблюдать, ни во что не вмешиваясь.
Он заметил Настю сразу. Её нельзя было спутать ни с кем — хрупкая фигура, уверенная походка, тёмные волосы, собранные в пучок, и взгляд — ясный, усталый, но сосредоточенный. Сева вдруг ощутил, как внутри что-то поднимается — лёгкое волнение, почти трепет. Он сжал зубы. Это не входило в план, абсолютно не входило.
Он шёл на расстоянии, незаметно, наблюдая. Она дошла до остановки, села в маршрутку и Сева зашёл следом. Через пару кварталов она вышла и направилась к небольшой вывеске: «Школа иностранных языков». Она находилась в офисном центре, без охраны. Сева зашёл следом, убедился, что Настя поднялась на третий этаж в офис где работала. Больше он не делал ничего. Просто вернулся на улицу, обошёл здание, сел на лавку и долго ждал.
Ближе к пяти часам вечера она вышла. Села в такси. Сева поймал другое — и вновь следовал за ней. Машина свернула к библиотеке, потом к небольшому кафе, а потом они оказались в районе старых «хрущёвок». Она зашла в подъезд, пробыла там минут сорок, вышла. Затем ещё одно место. Везде она разговаривала с кем-то — с мужчинами и женщинами. Но всё выглядело деловым, сдержанным. Никаких объятий, никаких улыбок, никаких поцелуев. Только деловые папки, сжатые губы, серьёзные выражения лиц.
В тот вечер Сева вернулся домой опустошённым. Он сидел в тишине, рассматривая потолок, и понимал: Настя не просто не изменяет Матвею — она как будто живёт своей жизнью с точным внутренним ритмом, в котором нет места лжи. Её энергия была совсем другой. В ней чувствовалась сосредоточенность, какая-то тяжёлая, мужская даже, усталость. Не от обмана, а от труда.
И в тот самый момент, когда Сева должен был бы выдохнуть с облегчением и написать другу: «Ты зря волнуешься», — он почувствовал, что не может. Потому что внутри уже всё перевернулось.
Он думал о ней. Вспоминал, как она поправила волосы, как по-мальчишески запихнула документы в папку, как, хмурясь, смотрела на экран телефона. В нём росло чувство, похожее на симпатию, на волнение, на подлую, стыдную влюблённость, которой не должно было быть.
Сева продолжал слежку еще пять дней – до самых выходных. И каждый день убеждался, что ни о каких изменах Насти не может быть и речи. А ещё с каждым днём он всё больше убеждался, что влюбился, что хочет сам быть с Настей, причём навсегда.
Когда он встретился с Матвеем в субботу, внутри всё горело. Он смотрел на старого друга, на того, кто ему доверился, кто просил лишь правду, и чувствовал, как в нём растёт дрожь.
— Ну и что ты узнал? Она изменяет? Вот и сегодня та же история – выходной, а она сказала, что ей надо по делам и уехала с самого утра. — С любопытством сказал Матвей, пододвигая к себе чашку кофе.
Сева отвёл взгляд. Он знал, что делает выбор и знал, что этот выбор может обернуться чем-то необратимым.
— Ты был прав, — в итоге сказал он уверенно. — У неё кто-то есть. Я не видел всего, но того что видел – достаточно. Прости.
Матвей сжал губы. Он опустил взгляд в чашку, потом встал, сказал «спасибо» и ушёл.
Сева остался сидеть. Его трясло от собственного предательства. Но внутри что-то говорило: «Ты получил шанс быть с Настей. Теперь всё зависит от тебя».
Матвей уехал в тот же день, сразу. Без скандалов, без истерик. Просто собрал чемодан, написал Насте короткую записку — «Мне нужно время» — и ушёл. Телефон выключен, сообщения не читаются. Она звонила до полуночи, писала, бегала к друзьям, к его офису — всё безрезультатно. А потом просто села в кухне и сидела, уставившись в пустой стул напротив. Бессонная ночь сделала её лицо почти прозрачным. Она не знала, где искать мужа, что сказать, как объяснить, чего бояться больше — его молчания или своего бессилия.
На третий день у двери её квартиры появился Всеволод. Он позвонил в дверь и, когда Настя открыла, сказал, хотел бы поблагодарить Матвея за помощь в переезде — вроде бы ни к чему не обязывающая вежливость. Настя усмотрела в этом шанс узнать где муж – может быть друг детства что-то знает. От Матвея она уже знала, что Сева недавно вернулся, но у них пока не было повода познакомиться. Она отступила в прихожую, давая войти гостю. Встретила она его с лёгкой натянутой улыбкой, в домашнем, без макияжа, с уставшими глазами, в которых всё ещё жила надежда.
— Проходи, — сказала она тихо и устало.
Они пили чай. Сева говорил — про школу, про детство, про то, как однажды Матвей сломал руку, катаясь на самокате. Настя слушала рассеянно, и только время от времени что-то менялось в её взгляде. Сева чувствовал, как её усталость становится почти осязаемой. Он видел, как она сжимает пальцы на чашке, как не улыбается, когда шутит, как каждый раз, когда он произносит имя Матвея, будто замирает.
— Знаешь, ты сильная, — вдруг сказал Сева. — Мало кто бы вот так держался.
Настя посмотрела на него в упор.
— А мне нельзя по-другому, — ответила она ровно. — У меня один человек, которого я люблю. И я не собираюсь терять его только потому, что ему плохо, нужно время или он что-то там себе надумал.
Эти слова будто врезались в кожу. Сева почувствовал, как внутри поднимается жар. Он не знал, что сказать. Хотел признаться, объясниться, оправдаться, но лишь произнёс:
— Ты его любишь, да?
Настя ответила без пауз:
— Очень сильно.
Он кивнул и встал.
— Извини, что побеспокоил. Мне, наверное, не стоило приходить.
— Почему? — в голосе Насти было не раздражение, а растерянность. — Мы же просто попили чаю.
Сева почти у двери остановился и выдохнул:
— Потому что я солгал. Я сказал ему, что ты ему изменяешь.
Настя оцепенела. На мгновение её лицо стало белее стен. Она медленно поставила чашку на стол.
— Что ты ему сказал?..
— Я влюбился, прости. Я увидел тебя и потерял голову. Я понял, что ты не врёшь, ты не изменяешь, ты просто живёшь честно. Но я солгал ему, чтобы у меня был шанс. Это было подло, очень, но я не смог иначе.
Настя смотрела на него долго. В её взгляде не было слёз, не было гнева, а только удивление и отвращение.
— Выйди, — сказала она тихо, не повысив голоса. — Просто уйди.
Он не заставил просить себя дважды и ушёл.
А спустя час она села в поезд и поехала к родителям Матвея. Она понимала, что он может быть там. А если нет, тогда она через его маму точно узнает где он.
Дорога была длинной и выматывающей, но Настя словно не замечала ни скрипов вагона, ни редких попутчиков. В голове стучала только одна мысль: он должен услышать её, он обязан узнать правду. Она не знала, как его встретят родители, не была уверена, дома ли он вообще, не была уверена ни в чём, кроме одного — молчать больше невозможно.
Она сошла на небольшой станции ранним утром, не выспавшаяся, но собранная, и направилась к старому двухэтажному дому, который запомнился ей с первой поездки несколько лет назад. Тогда они приезжали вдвоём с Матвеем. Тогда всё было так по-семейному тепло: его мама жарила оладьи, папа показывал фотографии, Матвей смеялся, обняв её за плечи и тогда она знала, что любимая и нужная.
Дверь открыла мать Матвея — Валентина Петровна. Она сначала удивлённо подняла брови, а потом в её взгляде промелькнуло нечто колючее. Настя поняла: он уже успел сказать что-то, но наверняка не всё, хотя наверняка — с болью.
— Можно войти? — спросила Настя тихо.
Валентина Петровна молчала несколько секунд, потом посторонилась.
— Проходи, раз приехала.
Матвей сидел в кресле на против окна, которое выходило в сад. Он обернулся и, увидев жену, сжал губы в тонкую линию.
— Я не ждала, что ты меня простишь, потому что уверен, что я виновата, — сказала она, сразу садясь напротив. — Но я приехала не извиняться, потому что я ни в чём не виновата. Я приехала рассказать правду.
Он молчал. И это стало сигналом к тому, что он хотя бы готов выслушать.
— Тебе могло показаться, что я в последнее время вела себя странно — да. Я тайно от тебя брала подработки — да. Ты же понимаешь, что мне, как хорошему переводчику, несложно найти разовые заказы, за которые хорошо платят. И всё это было ради одной вещи – я хотела тебе сделать подарок на годовщину. Если ты не забыл, у нас скоро пятилетие свадьбы. Я хотела, чтобы ты запомнил его на всю жизнь. Я не сказала, потому что хотела удивить и сделать сюрприз. А ещё потому что боялась, что ты отговоришь меня, потому что оберегаешь и не позволяешь сильно много работать.
Она замолчала, потом достала из сумки тонкий конверт.
— Это путёвки. В то самое место, где ты мечтал побывать. Я копила почти полгода. Я прятала, я выкручивалась, я всё считала. Сначала думала, что у меня в запасе целых полгода и брала частные переводы нечасто. А уже когда до годовщины остался месяц, я поняла, что мне не хватает приличной суммы. Вот и пришлось мне работать по выходным и задерживаться иногда. Не могла же я переводами заниматься дома, чтобы ты меня снова ругал за переработки.
Матвей смотрел на неё, не перебивая. Ни один мускул на его лице не дёрнулся.
— Я даже представить не могла, что ты что-то там себе надумал. А потом ты просто исчез. И я не понимала что происходит. Пока ко мне не пришёл твой друг. Он сказал, что ты попросил его за мной следить. Но знаешь, что он ещё сказал? Что он всё придумал потому что влюбился в меня. И поэтому солгал тебе. Он решил что так рассорит нас и у него будет шанс сойтись со мной.
Валентина Петровна, стоявшая у двери и подслушивающая разговор, сжала пальцы на подоле халата.
— Ты ведь поверил ему, да? — Настя посмотрела прямо в глаза мужу. — Верил, потому что он твой друг, хотя ты 10 лет с ним не общался. А как же я? А мне не оставил ни шанса. Ты мне не задал ни одного вопроса. Ты ни разу не сказал «а давай поговорим». Ты думаешь, что если бы я знала, что ты беспокоишься, я бы не рассказала тебе правду? Да, не было бы сюрприза, но для меня твоё спокойствие и наши хорошие отношения дороже всяких сюрпризов.
Она встала, медленно подошла, положила конверт с путёвками на стол и шагнула к двери.
— Я не знаю, что ты теперь подумаешь, я просто хотела, чтобы ты знал. И чтобы ты понял, что я даже не обижаюсь на тебя за недоверие и за то, что ты устроил за мной слежку. И если тебе нечего сказать, то тогда мне пора.
Она ещё с минуту ждала, что Матвей что-то скажет, но поняла, что он не собирается говорить. Тогда она вышла из комнаты, прошла мимо его матери, кивнула и вышла в яркий утренний свет.
Он догнал её уже на автобусной остановке, запыхавшийся, с тем самым конвертом в руке. Не сказал ничего, просто сел рядом. Они сидели в тишине, а потом Матвей выдохнул:
— Через неделю годовщина.
— Да. — Сказала Настя, повернувшись. — Мы как раз с тобой планировали отпуска вместе.
Он слегка улыбнулся.
— Может, поедем?
И Настя, вдруг ощутив, как всё внутри отпускает, кивнула. Это было про любовь, которую не смогла разрушить даже подлость.
Сева был на кухне — готовил кофе, будто ничего не случилось. Ходил по квартире в футболке и спортивных штанах, напевал под нос какую-то мелодию. Когда в дверь постучали, он даже не посмотрел в глазок — распахнул сразу и с улыбкой:
— О, Матвей! Ну наконец-то. А я уж думал, ты на меня обиделся.
Но лицо Матвея не оставляло простора для дружеских интонаций. Он молча вошёл, остановился у обувницы и, прежде чем Сева успел закрыть дверь, сказал:
— Я всё знаю, она мне всё рассказала. И про тебя, и про то, что ты соврал, и даже про то, как приударял за ней, когда я уехал.
Сева замер, а затем вяло усмехнулся:
— Слушай, ну… это не совсем так. Я просто…
— Не совсем что? — перебил Матвей. Голос его был спокоен, но в этом спокойствии ощущалась сталь. — Не совсем врёшь? Не совсем подонок? Это ты сказал мне, что видел её с другим когда следил за ней. Это ты подтолкнул меня к решению уйти. Это ты хотел разрушить мой брак, потому что сам влюбился в мою жену.
Сева тяжело выдохнул, отступил на шаг, затем опёрся спиной об стену.
— Я правда не хотел, а точнее, я не знал, как остановиться. Понимаешь, я же не планировал. Это всё так странно получилось. Она потрясающая – умная, красивая, добрая. Я впервые увидел такую девушку и… – Стал говорить Сева и осёкся.
— И решил, что можешь её украсть у меня? Что можно предать друга, потому что тебе захотелось? – С укором в голосе, спросил Матвей. — Ты был для меня как брат, Сева. Мы с детства делились всем. Ты исчез на десять лет — и я радовался, что ты вернулся. А ты вонзаешь нож в спину, даже не дрогнув. Как это вообще работает в твоей голове?
Сева молчал. Потом скользнул спиной по стене и присел, спрятав лицо в ладонях.
— Я запутался, я не думал, что всё будет так. Я думал… я не знаю, что думал. – Сбивчиво начал Сева.
— Вот и подумай теперь. Хорошенько подумай. Потому что нашей дружбе — конец.
Матвей отвернулся, чтобы уйти и в комнате повисла тяжёлая и вязкая пауза.
— Но знаешь, что самое обидное? — сказал Матвей уже в дверях. — Ты чуть не украл у нас время. А она копила его. По рублю, по минуте, по капле — чтобы подарить мне. И если бы не она, не её любовь, я бы сейчас тебя ударил. Но я просто ухожу. Навсегда.
И Матвей ушёл. Сева остался сидеть один. Кофе в турке сбежал и из кухни запахло гарью.
Через 3 дня Матвей и Настя ехали в поезде. В вагоне было тихо. Она сидела у окна, прижавшись плечом к его плечу. Он держал её за руку — не крепко, просто бережно, как будто боялся снова потерять.
— Ты уверен, что хочешь всё начинать заново? — тихо спросила она, не отрывая взгляда от пробегающих фонарей за стеклом.
— Не заново, — ответил он, чуть улыбнувшись. — Просто… с того места, где нас прервали.
Она посмотрела на него, в её глазах стояли слёзы. Но это были слёзы надежды, а не боли.
И поезд мчался вперёд, туда, где их ждала новая точка отсчёта. Точка, которую они выбрали сами.
Аудиоистория тут.
Читать все рассказы из жизни людей.
История для сайта rasskazer.ru